Ледяной сфинкс - Валерия Вербинина Страница 7

– Тебе тоже пора жениться, – поддразнил его Александр. – Посмотри, сколько кругом хороших девушек! Взять хотя бы Мари Потоцкую, подругу Бетти. Или Элен Васильчикову…

– Нет, – кротко ответил Серж, – я никогда не женюсь.

И, когда Александр стал настаивать, юный Мещерский добавил:

– Тебе этого не понять – ты в детстве не видел того, что видел я [9].

Впрочем, все стародавние счеты и ссоры между представителями старшего поколения никогда не мешали молодым людям дружить. Тем более что Лев, хоть и унаследовал от отца донжуанские замашки, никогда не скрывал покровительственного отношения к своему «старику» – отношения, от которого был только шаг до пренебрежения. Со своей стороны, Сергей не настолько уважал своего деспотичного и не слишком счастливого отца, чтобы считаться с его мнением в вопросе о выборе друзей.

– Не беспокойся, я передам графу твои соболезнования, – пообещал Александр князю.

Дверь отворилась без стука, и в комнату вошел востроносый молодой человек со светлыми глазами, русыми волосами и тонкими усиками. Офицеры прекрасно знали его – это был Никита Васильчиков, их сослуживец. С видом полного изнеможения он рухнул на диван и закинул ноги на стул напротив.

– Что, тяжело? – спросил князь.

– Я ей не нравлюсь, – трагическим шепотом ответил Никита.

Словами «она» и «эта» офицеры обыкновенно обозначали новую жену императора, которую во дворце дружно не любили. Трудно через столько лет понять причины подобного отношения, тем более что княгиня Юрьевская держалась ровно и старалась никого не задевать, однако факт остается фактом. Возможно, что в среде, насквозь пропитанной духом снобизма, княгиня казалась тем самым сверчком, который не пожелал знать свой шесток и занял место, которое ему вовсе неподобало. А возможно, дело в том, что император и его вторая жена были абсолютно счастливы, а счастье обладает одной жестокой особенностью – вызывает к себе ненависть тех, кто не может его разделить.

– Три раза гоняла меня сегодня за каплями, – продолжал Никита, иронически покривив рот. – Изволила сделать мне выговор за нерасторопность и за то, что я принес не то, что надо. В конце концов, я разозлился и едва не сказал, что я не прислуга.

– Тогда тебе пришлось бы попрощаться со службой, – хмыкнул Александр.

Никита встревоженно взглянул на него.

– Да, кого-то из наших недавно попросили из дворца, потому что непочтительно с ней разговаривал, – подтвердил Мещерский. – Бутурлина, кажется.

– Ну это же черт знает что такое! – вскинулся Никита. – Я дворянин, в конце концов! Мне что, теперь век у этой быть на побегушках? И чем ей плох Козьма, к примеру? Да и горничные у нее тоже имеются!

Едва он произнес имя лакея, как Александр кое-что вспомнил и потянулся к звонку.

– Чего изволите? – спросил денщик Степка, просовывая в дверь свою лохматую голову.

– Ты Козьму знаешь?

– Как же не знать!

– Тогда спроси у него, что за барышню он провожал, когда я их встретил. Полчаса назад, не больше.

– Слушаюсь! – Степка исчез.

– Ба-арышню? – протянул Никита. – А у нее есть подруга для меня? А еще говорят, что барон скоро женится!

Он засмеялся, но Серж не последовал его примеру, по лицу Александра поняв, что тому не понравилось замечание Васильчикова.

– Ты слышал про Льва? – внезапно спросил Никита, перестав смеяться.

Александр хмуро кивнул.

– Я пришел утром его навестить, а он уже… – Васильчиков запнулся и не стал оканчивать фразу. – Я поднялся к графу. Никогда не думал, что все так будет… что мне придется выражать свои соболезнования. Мы же все были уверены, что Леон поправится!

– Ты видел Андрея Петровича? Как он? – спросил Александр.

– Постарел на глазах. По-моему, это большой для него удар.

«А ведь я мог оказаться на месте Льва», – внезапно понял барон Корф, вспомнив лошадь, с которой тот упал. Они ведь вдвоем к ней присматривались, прежде чем купить, и Александр отступил лишь потому, что ему не понравилось пятнышко на ноге грациозного животного. Лошадь досталась Льву, и Льву досталась смерть.

– А что теперь будет с лошадью? – подал голос Серж.

– Ну, ты же знаешь – лошадь, из-за которой погиб владелец, в живых не оставляют, – пожал плечами Никита.

– Знаю. Но все равно считаю, что это жестоко, – с непривычной для него решительностью сказал князь.

Дверь приотворилась, в комнату заглянул Степка.

– Разрешите доложить? – спросил плут, весело блестя глазами.

– Разрешаю, – отозвался Александр.

Денщик целиком протиснулся в дверь и прочистил горло.

– Кхм… Так вот, барышню зовут Амалия Тамарина. Приехала во дворец в сопровождении действительного тайного советника Волынского. Привезла…

– Как-как? – болезненно переспросил Александр.

Степка на всякий случай вытянулся в струнку и удивленно воззрился на него, не понимая, в чем дело.

– Тамарина, Тамарина… – задумчиво повторил Серж. – Ага, я вспомнил. Та самая, из-за которой приключилась темная история?

– Погиб князь Орест Рокотов, а граф Полонский остался инвалидом, – подхватил всезнающий Никита. – Причем я видел графа, и он до сих пор отказывается говорить, что же там произошло.

– Орест ранил Полонского, а сам застрелился, – отрезал Александр. – Вот что там произошло, прекрасно всем известно. И все случилось из-за этой…

Он хотел сказать грубость, но вдруг опомнился.

– Странно, что такую особу вообще пустили во дворец, – заметил Никита. – Насколько мне известно, ее семья – полное ничтожество.

Апломб, с коим молодой человек произнес последние слова, подразумевал у него самого как минимум княжеский титул и происхождение от Рюриковичей. Однако справедливости ради следует заметить, что Васильчиков не мог похвастаться ни тем, ни другим. Его отец с трудом дослужился до генерал-майора и рано спился, а мать (что Никита тщательно, но тщетно скрывал) была подвержена припадкам сумасшествия и содержалась под постоянным присмотром. Доходов с крошечного имения едва хватало молодому офицеру и его сестре Елене на жизнь, а о том, чтобы сравниться с Корфом или Мещерским, он и вовсе не мечтал.

– С ее стороны большая дерзость – являться туда, где Орест служил и где у него осталось столько друзей, – раздраженно сказал Александр.

– Ты ведь секундантом у него был однажды? – напомнил Серж. – Вас обоих за это чуть не разжаловали.

– А, пустяки, – отмахнулся барон.