Возвращение в Оксфорд - Дороти Ли Сэйерс Страница 71

— Но разве Ада стала бы пользоваться кружевным платком, мисс Вэйн? Она ведь такого мальчишеского, спортивного типа. И на ней не вечернее платье, а твидовый костюм — вы говорили, это важно.

— И правда. Тогда пускай платок будет не кружевным, но маленьким. Простой, но хорошего качества. Где у нас там описание платка? Ох, боже мой! Нет, я сама отвечу! Да? Да? Да! Нет, вряд ли. Спросите моих агентов. До свидания. Какой-то клуб хочет провести дискуссию «Должны ли гении вступать в брак?». Вряд ли этот вопрос лично касается кого-то из членов клуба, непонятно, чего им так беспокоиться. Да, мисс Брэйси? Уилфрид? К черту Уилфрида! Я начинаю ненавидеть этого человека.

Когда настало время чая, Уилфрид настолько отбился от рук, что Гарриет в ярости отложила диктовку и отправилась на литературный коктейль. Комната, в которой проходило мероприятие, была невыносимо душной и забитой людьми. Все собравшиеся авторы обсуждали (а) издателей, (б) агентов, (в) продажи своих книг, (г) продажи чужих книг и (д) необъяснимое поведение жюри конкурса «Книга момента», которое присудило свою эфемерную корону роману Таскера Хеппелуэйтера «Черепаха Квази». Один из заслуженных членов жюри заявил, что он закончил читать эту книгу, обливаясь слезами. [161]Автор «Зуба змеи» доверительно шепнул Гарриет за petite saucisse [162]и стаканчиком хереса, что это были слезы неодолимой скуки, но автор «Сумрака и трепета» предположил, что это могли быть слезы безудержного веселья, поскольку в книге много ненамеренного комизма, — а вы когда-нибудь встречали Хеппелуэйтера? Очень сердитая молодая женщина, чей роман обошли вниманием, объявила, что вся эта премия — непристойный фарс. «Книгу момента» выбирали из списка каждого издательства по очереди, и ее «Ариадну Адамс» автоматически исключили из конкурса, поскольку очередь ее издательства была в прошлом январе. Писательница тем не менее получила достоверную информацию, что критик «Морнинг стар» рыдал как дитя над последней сотней страниц «Ариадны» и наверняка сделал бы ее «книгой недели», если бы только издатель согласился купить в газете рекламный блок. Автор «Выжатого лимона» поддакнул, что во всем виновата реклама: вы слышали, как «Дейли флэшлайт» пыталась шантажировать Хамфри Квинта, чтоб он им давал рекламу? И как, когда тот отказался, его грозно спросили: «Вы понимаете, что теперь будет, мистер Квинт?» И как с тех пор ни одна книга Квинта не удостоилась даже рецензии на страницах «Дейли флэшлайт»? А Квинт рассказал об этом «Морнинг стар», и в результате его продажи возросли на 50 процентов? Ну или, во всяком случае, как-то фантастически возросли. Но автор «Павильона алых слез» сказал, что для премии «Книга момента» важнее всего Личные Связи — ведь все, конечно, помнят, что Хеппелуэйтер женился на сестре последней жены Уолтона Стробери? Автор «Бесподобного дня» согласился насчет связей, но добавил, что не стоит сбрасывать со счетов политику, потому что в «Черепахе Квази» есть серьезная антифашистская пропаганда, а все знают, что старый Жерех Фортескью всегда рад уесть чернорубашечников.

— А про что «Черепаха Квази»? — спросила Гарриет.

На это писатели не смогли ответить ничего определенного, но молодой человек, который сочинял для журналов юмористические рассказы и поэтому мог себе позволить широту взглядов в отношении большой прозы, сказал, что он читал книгу и нашел ее довольно интересной, хоть и длинноватой. Она об инструкторе по плаванию, который работает на водном курорте и так насмотрелся на плавающих красавиц, что у него развился мощный антинудистский комплекс, подавляющий все естественные эмоции. Поэтому он нанялся на китобойное судно и в первый же вечер влюбился в эскимоску, потому что она была вся так прекрасно закутана в сто одежек. И он на ней женился и привез в свой пригород, где она влюбилась в нудиста-вегетарианца. Тогда супруг слегка повредился рассудком: у него развилась мания, и он стал проводить все свободное время, пялясь на гигантских черепах в аквариуме — все глядел и глядел, как эти медлительные странные чудовища важно плавают по кругу в своих панцирях. Но, конечно, там еще много чего — это такая книга, которая отражает взгляды автора на Вещи в Целом. По его мнению, ей больше всего подходит определение «значительная».

Гарриет подумала, что, в конце концов, сюжет «Смерти меж ветром и водой» не так уж и плох. В нем, по крайней мере, не наблюдается особой значительности.

На Мекленбург-сквер она вернулась в раздражении. Открывая входную дверь, Гарриет услышала, как на втором этаже заполошно звонит телефон. Она бросилась наверх — ведь с этими звонками никогда не знаешь. Стоило ей вставить ключ в замочную скважину, телефон замолчал.

— Проклятье! — сказала Гарриет.

На полу в коридоре лежал конверт. В нем оказались газетные вырезки. В одной статье ее называли мисс Вайнс и упоминали степень, полученную в Кембридже, во второй сравнивали не в ее пользу с американским автором триллеров, третья содержала запоздалую рецензию на последнюю книгу, в которой полностью раскрывался сюжет, четвертая приписывала ей чужой триллер и отмечала, что она «живет играючи» (что бы это ни значило). «Бывают же такие дни, — огорченно подумала Гарриет. — Как есть первое апреля! А теперь еще ужинать с этим чертовым студентом и чувствовать бремя бессчетных лет».

К ее удивлению, однако, она получила удовольствие и от ужина, и от спектакля. В Реджи Помфрете она находила освежающую незамысловатость. Он ничего не знал о литературных склоках, ему не приходилось выбирать между личным и профессиональным; он от души смеялся незамысловатым шуткам, но не обнажал нервов — ни своих, ни чужих; не использовал двусмысленных слов; не провоцировал собеседника на нападение только для того, чтобы свернуться в шар, подобно броненосцу, оставляя лишь гладкий панцирь из иронических цитат; в его словах не было никаких подтекстов; он был добродушным, не очень умным молодым человеком и просто стремился доставить удовольствие той, что проявила к нему доброту. Гарриет обнаружила, что прекрасно отдохнула в его обществе.

— Хотите зайти чего-нибудь выпить? — предложила Гарриет, когда они стояли на пороге ее дома.

— Большущее спасибо, — сказал мистер Помфрет. — Если еще не слишком поздно.

Он велел таксисту подождать и радостно затопал наверх. Гарриет открыла дверь квартиры и включила свет. Мистер Помфрет галантно наклонился, чтобы поднять письмо, лежащее на коврике.

— Спасибо, — сказала Гарриет.

Она провела его в гостиную и позволила помочь ей снять пальто. Через несколько мгновений она обнаружила, что все еще держит письмо в руках, а гость ее по-прежнему стоит.

— Простите! Садитесь, пожалуйста.

— Пожалуйста, — сказал мистер Помфрет, сделав жест, который означал «читайте, не обращайте на меня внимания».

— Ничего важного. — Гарриет небрежно бросила письмо на стол. — Я знаю, что в нем. Что вам налить? Поухаживаете за собой сами?