Уйди скорей и не спеши обратно - Фред Варгас Страница 72

— Антуан, — обратился к нему Адамберг, — ты сын Антуана. Отпрыск Эллер-Девиля, лишенный всего. Признания, отца, денег. Вместо них тебе досталось горе, оплеухи, побои. Ты тоже дерешься и рвешь зубами, но уже своего единокровного брата, Дамаса. Того, кто был признан, кому достались деньги. И который получил столько же пощечин, что и ты, если ты об этом не знал. У вас был один отец, вам доставались одни оплеухи.

Юрфен молчал, только кинул на полицейского взгляд, исполненный ненависти и в то же время беззащитный.

— Адвокат велел молчать, и ты повинуешься. Ты дисциплинированный и послушный, Антуан. Странная черта для убийцы. Если я войду к тебе в камеру, не знаю, набросишься ты на меня или свернешься клубочком в углу. А может, и то и другое. Я даже не знаю, отдаешь ли ты себе отчет в том, что творишь. Ты только действуешь, мысли в тебе я не вижу. Дамас же, напротив, полон мысли, но совершенно беспомощен. Вы оба разрушители, ты действуешь руками, а он — головой. Ты меня слушаешь, Антуан?

Молодой человек сидел неподвижно, по его телу пробежала дрожь.

Адамберг отпустил решетку и отошел, ему было почти столь же мучительно видеть это дрожащее искаженное лицо, как и наивную невозмутимость Дамаса. Папаша Эллер-Девиль мог гордиться собой.

Камеры Клементины и Дамаса были в другом конце коридора. Клементина играла в покер с Дамасом, подсовывая карты под решеткой. За неимением лучшего играли на лепешки.

— Вам удалось поспать, Клементина? — спросил Адамберг, открывая решетку.

— Совсем не так плохо, — отвечала старуха. — Не как дома, но и здесь отдохнуть можно. Когда вы нас с мальчиком отпустите?

— Лейтенант Фруаси проводит вас в душ и даст белье. Откуда у вас карты?

— Это все ваш бригадир Гардон. Мы вчера неплохо вечерок скоротали.

— Дамас, — сказал Адамберг, — приготовься. Потом ты пойдешь.

— Куда? — спросил Дамас.

— Мыться.

Элен Фруаси увела старую женщину, а Адамберг подошел к камере Кевина Рубо.

— Ты выходишь, Рубо, вставай. Тебя переводят в другое место.

— Мне и здесь хорошо, — отозвался Рубо.

— Ты еще вернешься, — ответил Адамберг, широко открывая решетку. — Против тебя возбуждено дело за нанесение телесных повреждений и попытку изнасилования.

— Черт, — выругался Рубо, — я же на шухере стоял.

— Видно, стоялось тебе очень весело. Ты был шестым в списке. А значит, одним из самых опасных.

— Черт, я ведь все-таки пришел вам помочь. Помощь правосудию, это же зачтется?

— Убирайся. Я тебе не судья.

Два офицера вывели Рубо из здания уголовного розыска. Адамберг сверился с записями. «Угри, большая челюсть, чувствительный — Морель».

— Морель, кто сменил пост у дома Мари-Бель? — спросил он, взглянув на часы.

— Ноэль и Фавр, комиссар.

— И какого черта они там торчат? Уже половина десятого.

— Наверно, она останется дома. С тех пор как забрали ее брата, она не открывала магазин.

— Я еду туда, — объявил Адамберг. — Раз Юрфен не хочет говорить, Мари-Бель расскажет мне, что он у нее вымогал.

— Вы так и пойдете, комиссар?

— Что значит «так»?

— Я имею в виду, в сандалиях? Может, вам одолжить что-нибудь?

Адамберг поглядел на свои голые ступни, белеющие между кожаными ремешками, не понимая, чем они плохи.

— А что вам не нравится, Морель? — искренне удивился он.

— Не знаю, — проговорил Морель, думая, как взять свои слова назад. — Вы же начальник.

— Ах вот что, — понял Адамберг. — Не солидно выгляжу, Морель? Вы об этом?

Морель молчал.

— Мне некогда покупать ботинки, — пожал плечами комиссар. — Клементина важнее моей одежды, вы согласны?

— Согласен, комиссар.

— Проследите, чтобы она ни в чем не нуждалась. Я съезжу за сестрой и вернусь.

— Думаете, она будет говорить?

— Вполне возможно. Мари-Бель любит рассказать о себе.

Выходя из подъезда, он столкнулся с почтальоном, который вручил ему посылку, и Адамберг раскрыл ее тут же, на улице. Там он обнаружил свой телефон, поставил коробку на багажник чьей-то машины и порылся в посылке, ища договор, к тому прилагающийся. Чип оказался живучим. Старый номер смогли сохранить и перенести в новый аппарат. Очень довольный, он спрятал телефон во внутренний карман и пошел дальше, через ткань прижимая аппарат к груди, словно желая согреть его и возобновить прерванный разговор.

Он увидел Ноэля и Ламарра на своем посту на улице Конвенции. Ноэль это тот, что пониже. Уши, «ежик», куртка — равно Ноэль. Высокий зажатый детина — это Ламарр, бывший жандарм из Гранвиля. Оба полицейских мельком взглянули на его ноги.

— Да, Ламарр, знаю. Потом куплю новые. Я пошел наверх, — сказал Адамберг, указав на пятый этаж. — Можете возвращаться.

Адамберг прошел роскошный холл и ступил на лестницу, покрытую широким красным ковром. Еще не поднявшись на площадку, он заметил конверт, приколотый к двери Мари-Бель. Он был ошеломлен и последние ступеньки прошел медленно, тяжело шагая, пока наконец не приблизился к белому прямоугольнику, на котором стояло только «Жану-Батисту Адамбергу».

Исчезла. Мари-Бель улизнула из-под носа его соглядатаев. Удрала. Убежала, не заботясь об участи Дамаса. Адамберг, нахмурившись, снял конверт. Сестра Дамаса дезертировала с поля боя.

Сестра Дамаса и сестра Антуана.

Адамберг тяжело опустился на ступеньку, держа конверт между коленями. Маски сброшены. Антуан не вымогал сведения у Мари-Бель, она сама наставляла его. Послушного убийцу Юрфена. Который во всем слушался свою сестру, Мари-Бель Юрфен. Сидя в темноте, он набрал номер Данглара.

— Я в машине, — ответил Данглар, — сплю.

— Данглар, у Эллер-Девиля был еще один внебрачный ребенок, в семье из Роморантена? Девочка?

— Это я и пытался вам рассказать. Мари-Бель Юрфен родилась на два года раньше Антуана. Она единокровная сестра Дамаса. Она не была с ним знакома до того, как приехала к нему в Париж год назад.

Адамберг молча покачал головой.

— Вы расстроены? — спросил Данглар.

— Да. Я искал мозговой центр убийцы и теперь нашел.

Адамберг нажал кнопку, встал, чтобы зажечь свет, прислонился спиной к двери и распечатал письмо.

Дорогой комиссар,

Я пишу вовсе не за тем, чтобы все уладить. Вы считаете меня дурочкой, а мне это не нравится. Но раз я все равно была похожа на дурочку, то, понятное дело, не стану вам на это пенять. Пишу ради Антуана. Хочу, чтобы это письмо зачитали у него на суде, потому что он не виноват. Это я руководила им от начала и до конца, и это я велела ему убивать. Я говорила ему кого, где, когда, зачем и как. Антуан ни в чем не виноват, он просто слушался меня, как делал всегда. Это не его вина, он ни при чем. Я хочу, чтобы это было сказано на суде, могу я положиться на вас? Я спешу, время поджимает. Дурака вы сваляли, когда позвонили Лизбете и послали ее в больницу к старику. Потому что Лизбета, хоть по ней и не скажешь, она иногда нуждается в утешении. И утешаться она идет ко мне. Вот она сразу и позвонила и рассказала мне про Декамбре.