Юго-западный ветер - Луис Альфредо Гарсиа-Роза Страница 8

Дона Алзира пришла к мессе в обычное время. Зная, что пока идет утренняя служба, падре Кризостомо все равно не сможет с ней побеседовать, она вернулась домой, приготовила завтрак Габриэлу — по выходным он любил поспать подольше — и вернулась в церковь. Она захватила с собой тыквенный шербет и варенье из тертого кокоса — наивысшие достижения ее кулинарного искусства, до которых сладкоежка-священник был большой охотник.

— Одержимость — это очень серьезная вещь, дочь моя. И крайне редко встречается. Что заставило вас думать, что наш милый Габриэл одержим?

— Падре, он стал неузнаваем!

— Дона Алзира, на пути к зрелости с каждым юношей происходят разительные перемены. Я знаю Габриэла со дня его первого причастия. Он всегда был очень милый мальчик. Ревностно исполняющий свой долг, богобоязненный. Я никогда не замечал в нем самомалейших отклонений от нормы.

— Но они есть, падре! Я знаю. Я знаю своего сына.

— Никому не дано постичь другого человека полностью, дочь моя. И даже самые близкие люди подчас могут преподнести нам какую-нибудь неожиданность.

— Ах, падре, да ведь не в том дело! Говоря, что он стал неузнаваем, я не имею в виду, что в нем что-то изменилось. Он просто стал другим человеком. В его прежней телесной оболочке живет совсем иная душа. Прости меня, Господи, но это выглядит так, будто ему подменили душу.

— Дона Алзира, это глупости! Такого не бывает.

— А что бывает?

— Может быть, у него неприятности на работе или проблемы с девушкой… Ему уже пора обзаводиться семьей… Он будет хорошим мужем и отцом.

— Падре, но он еще мальчик! Ему надо продвинуться по работе, заработать побольше денег, и тогда только он сможет завести семью. Отца он лишился рано, но у него осталась мать. Я и есть его семья.

— Конечно, дона Алзира. Однако я говорю о семье, которую он заведет, когда женится и будет иметь детей. Вы и тогда останетесь членом этой семьи.

Доне Алзире очень не понравился такой поворот разговора. А еще больше — что падре Кризостомо не уделил достаточно внимания тому, что Габриэл одержим Сатаной. И что это такое он говорит о женитьбе Габриэла? Какое это имеет отношение к тому, что Габриэл изменился? И если церковь больше не верит в дьявола, то кто же в него верит?

— Падре, неужели я ничего не в силах для него сделать? Быть может, можно наложить на меня епитимью?

— Дочь моя, один человек не имеет права принять на себя епитимью за другого. Епитимья накладывается за собственные грехи и ошибки, а не ошибки или грехи другого, тем более в случае если тот о них и не догадывается.

— Стало быть, вы полагаете, что с ним ничего не происходит?

— Этого я не говорил. С ним может происходить все, что угодно, но нам надлежит только радоваться этому и желать, чтобы так было и впредь. Изменения — неотъемлемое свойство жизни. Но я не допускаю даже мысли, что Габриэл одержим дьяволом. Так что лучше всего вам пойти домой и, выбрав подходящий момент, просто поговорить с сыном. Скорее всего обнаружится, что все эти демоны далеко не так страшны, как их рисует нам наше воображение.

Дона Алзира была разочарована и рассержена. Будь падре Кризостомо помоложе, он не отказался бы помериться силами с дьяволом. В молодости он производил впечатление человека, который, борясь со злом, способен вступить в единоборство с самим Князем тьмы. А вот теперь падре Кризостомо постарел, утратил боевой пыл и считает, что идея борьбы добра и зла уже не актуальна! Чего же тут удивляться, что христова церковь уступила место наркотикам и рок-музыке? Но сама дона Алзира не сдастся без борьбы. Нет, она будет сражаться за своего сына! И она отправилась домой, обдумывая по дороге свой стратегический замысел.

А дома обнаружила, что Габриэл не читает и не слушает музыку. Его просто не было дома! Он ушел, даже не оставив ей записки, — вот и еще одна из бесчисленных примет того, что изменения в их жизни произошли необратимые. Конечно, есть эта девица с работы, Ольга, но негоже звонить кому-то, кто, возможно, даже и не узнает ее, хотя дона Алзира сильно сомневалась, что Габриэл не рассказывал о матери в разговоре с той, кого считает подругой. По тому, как мужчина ведет себя по отношению к матери, женщина будет судить, насколько верным и любящим супругом он будет. Невозможно поверить, что Габриэл не упомянул ее!

Она подошла к окну, взобралась на деревянную приступку и стала внимательно вглядываться в людей по обеим сторонам улицы. Потом слезла по ступенькам, прошла в комнату сына. Дона Алзира знала наизусть все его вещи — именно она стирала, гладила и, когда было нужно, зашивала их, — так что очень быстро методом исключения выяснила, какую именно пару брюк и рубашку, какой галстук и ботинки надел сегодня Габриэл. Получалось, он выбрал ту одежду, в которой ходит на службу. Но по субботам они никогда не работают: их фирма не практикует сверхурочные, по крайней мере, так повелось с того дня, как Габриэла зачислили в штат. Нет сомнений, у него с кем-то назначено свидание.

Равнодушие, которое проявил падре Кризостомо к ее рассказу, заставило ее почувствовать свою полную беспомощность. Пожалуй, такой потерянной она не чувствовала себя со времени смерти мужа. И вспомнив, что, будь он даже жив сейчас, она все равно не нашла бы в нем ни сочувствия, ни понимания, дона Алзира огорчилась еще больше. В этот момент зазвонил телефон. Она тотчас решила, что звонит непременно Габриэл, чтобы извиниться за то, что не предупредил ее.

— Алло? — спросил робкий женский голос на другом конце провода.

— Я слушаю.

— Э-э, я хотела бы поговорить с Габриэлом, если можно.

— Его нет. Кто его спрашивает?

— Это его знакомая… Я позвоню попозже… Спасибо.

— Вы не хотите сообщить свое имя?

— Спасибо… Я не уверена, что он помнит… Еще раз спасибо. До свидания.

Дона Алзира восприняла этот телефонный звонок, как еще одно маленькое доказательство того, что с сыном творится неладное. Час от часу не легче: раз ему звонит девушка, значит, на встречу с ней он не пришел. И это может означать только одно — у него свидание с кем-то еще! Дона Алзира была уверена, что никогда ранее не слышала этот голос. А ведь она знала всех, кто звонил Габриэлу. Ну, не их самих, а их голоса. И еще она была уверена в том, что, если звонившая не захотела сообщить свое имя, следовательно, она хотела его утаить, а разве кому придет в голову скрывать свое имя, если он не занят чем-то таким, что следует скрывать? Дона Алзира вышла из комнаты сына и вернулась к окну на свой наблюдательный пост. Два обстоятельства томили ее душу больше всего: во-первых, ее сыном овладела какая-то напасть, а, во-вторых, падре Кризостомо отказался ей помочь. Со времени смерти Серафима падре Кризостомо был ее главным советчиком во всем, что связано с Габриэлом. И вот теперь — как раз, когда ей совершенно необходима его помощь! — он вдруг начал сомневаться и праздновать труса. Хотелось бы надеяться, что это вышло случайно и скорее связано с его возрастом, а не с утратой веры.