Кружева лжи - Анастасия Дока Страница 82

Глава 58

Сумерки пугали тенями и осколками света от уличных фонарей. Александра собиралась на встречу. Она ехала к Поцелуеву мосту, там они с Димой расстались.

Сердце больно билось в грудь, руки дрожали, но Александра храбрилась, держалась, как могла. Со стороны никто бы не заметил, что творится у неё в душе, а там бушевала вьюга: она разрывала на куски, кружила вихрем мыслей, чувств. Студила разум. Интуиция молчала, её удерживал монстр – неуверенность, а потаённые страхи, напротив, выбирались наружу, нагоняя друг друга и выбивая всегда спокойную Сашу из колеи.

Всё было готово. Люди Рукавицы рассредоточились вблизи моста. Один, им был Бриз – притворялся прохожим, фотографировавшим ледяную реку, другой – напросившийся на операцию Гольцев – пялился в телефон, шагая туда-сюда, третий прогуливался с газетным свёртком, из которого торчал бутон розы и нервно поглядывал на часы. Четвёртый, одетый в галстук Димы – отличительный признак Соколова – стоял спиной у начала моста и смотрел вдаль. Он готов был в нужный момент сыграть роль жертвы, и запутать убийцу двойником Соколова, если потребуется.

Управленцы – оружие наготове – тоже играли в прохожих.

Машина скорой помощи стояла неподалёку.

И всё равно Александра страшилась идти на мост. В сумке лежал пистолет, но и он покоя не приносил.

Опасения выматывали.

На мосту, несмотря на поздний час, были люди: влюблённая парочка, какой-то подвыпивший мужик и собачница. Александра надела перчатки, поправила идеально сидящую шапку – условный знак – шагнула на мост. Она подумала, что с начала кошмарной истории двух сестёр прошёл ровно месяц. А потом увидела знакомый силуэт, галстук цвета индиго. И собственную маму с куклой в руках.

Смятение, растерянность. Потеря контроля.

Александра неуверенно шагнула навстречу.

Мама раскрыла объятья, вызвав ещё большее удивление, и звонко произнесла:

– Оказывается, ты замуж выходишь! А от нас с отцом таишься. Саша, ну, наконец-то ты взялась за ум! Правильно, хватит за убийцами бегать, пора дома осесть, детей рожать. – Посмотрела на Диму. – Простите за прямоту, Димочка, но года-то у моей дочери идут.

Александра готова была провалиться сквозь землю. Растерянность сменилась недовольством, переходящим в гнев. Похоже, она дура, повелась на россказни Виталины, а на самом деле самым страшным за сегодняшний вечер станет унижение перед Димой. Перед всеми! Наглец провернул такое, познакомился с её мамой и ещё не поднимает глаз!

– Стыдно? – обратилась к нему Александра. Увидела, как губы изогнулись в улыбке. – Димочка… – Мамина интонация не вышла, но Селивёрстова надеялась, прозвучало с достаточной издёвкой.

– Саша, ну как ты с женихом разговариваешь?

Александра не ответила маме, потянулась – ещё один условный знак. Он означал не о чем беспокоиться, и «прохожие» начали расходиться. Остались только Бриз и Гольцев.

– Соколов, дьявольская муть, ничего не хочешь объяснить? Что глаза прячешь? Зачем маму привёл? Ты, вообще, обалдел? Ты…

Начинался скандал. Эмоции взяли верх, напряжение пустилось в пляс: безумный и неукротимый. А Дима всё не поднимал головы, будто действительно стыдился.

Гольцев стоял на месте. Бриз почувствовал его напряжение.

– Там не твой брат. – Не спросил, утвердил.

– Не знаю. Понимаешь. Я давно его не видел, а Димка он… странный человек. Но… Это не Димина поза. Куртка похожа, галстук его, любимый, но… Чёрт, галстук поверх куртки? И почему он выставил правую ногу вперёд?

Те же вопросы посетили и Александру, но они просвечивались где-то там, в закоулках сознания, за пеленой радости и других бушующих эмоций. Её мать сказала про свадьбу. Что?!

У Ивана не было времени думать, он боялся лишь за жизнь своей Пули. Рванул к ней, крича:

– Девушка! Вы обещали мне фотографию!

Он надеялся, она сообразит, отойдёт в сторону, ведь загораживает убийцу! Но Александра застыла, как вкопанная.

А Соколов поднял голову.

«Чужие глаза! – пролетела ужасающая мысль в голове Селивёрстовой – Чужое лицо. Грим».

А потом она беспомощно смотрела на нож в руке убийцы, на то, как падает сначала кукла в синем платьице, а затем и мама.

Крики, выстрелы. Тот человек, которого она приняла за Диму, перевалился через ограду и полетел вниз.

Саша беззвучно опустилась на колени, прижалась губами к лицу мамы. А затем начала в отчаянье бить советскую куклу. Слёзы застилали глаза, и она не видела, как маму грузили на носилки, как один из медиков сказал: жива.

Бриз что-то говорил снова и снова. О чём-то спрашивал.

Последняя мысль Александры касалась Димы. В произошедшем она винила его.

Боль пронзила тело.

– Саша!

Бриз развернул её к себе.

– Чёрт! Да ты же ранена! Скорую! Сюда!

– Ваня, отойди. Носилки!

– Она теряет сознание! Саша! Сделайте что-нибудь!

– Ваня, не мешай!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– В машину её, срочно!

– Саша… ты слышишь?

Она не слышала. В сознании ворочалась фраза из дневника: «Все умрут. Тетя Нина, Ангел, Лилька, Юла. И ты…» А под этими именами алым светились рисунки ненавистных Витой рыб.

Рыб, уплывающих навсегда.

Когда умерла мама, Ваня не плакал, ведь он должен был держаться ради отца – он нужен был ему. А сейчас отец нужен был Ване.

Они сидели вдвоём в приёмном. Отец прижимал сына так, как умел – не слишком нежно, по-приятельски. Ваня хмурил брови, сдерживая слёзы.

Бесполезно.

Те падали и падали, делая из него какого-то нюню, размазню. Разве такого бы хотела увидеть Саша, очнись она в эту минуту?

Минуты… Они уходили так быстро. Врачи ничего не говорили ни о Саше, ни о её маме. Ожидание убивало.

– Она сильная, – утешал отец, – ты же знаешь. Вспомни, скольких она подонков помогла поймать? Скольких мерзавцев раскусила? Да ей ещё пахать и пахать в этой вашей полиции! Так что нет, Ванька, она не умрёт. Ей совесть не позволит.