Дилетант - Наталия Левитина Страница 9

— Ой, да куда ж я!

— Давай с нами садись, я сказал!

— А подавать кто будет?

— Вон девчонки помогут.

Никитишна, подхохатывая от приятного смущения, все же легко, несмотря на солидный вес, упорхнула на кухню.

— Папа, давай я унесу Валерку на балкон. Ему спать пора.

— Сиди, я сам, — подскочил Игорь, опережая Олесю. — Иди сюда, толстяк! — сказал он, принимая теплого, полусонного детеныша из рук тестя.

Через пару минут Игорь вернулся:

— Уже дрыхнет. Мы как, по одной выпьем?

— По одной можно, — согласился мэр. — И не по одной тоже можно. Но не более. У меня еще работы до часу ночи, не меньше.

— Папа, ты так надрываешься! — укоризненно сказала Олеся. — А я вашу гадкую водку пить не хочу. Мы с Таней будем вино.

— Таня, за кого будешь голосовать, за меня или за Игоря? — спросил Суворин.

Татьяна замерла с полным ртом бульона, не зная, куда деваться самой и куда девать суп.

— За вас, Валерий Александрович, — наконец-то с трудом пробулькала она.

— Предательница, — улыбнулся Игорь.

— Я тоже за папу, — сказала Олеся. — Он прекрасно делает свое муниципальное дело, а ты, мой ангел, свое строительное.

— И ты предательница, — кивнул Шведов жене. — Я-то надеялся, что хотя бы младые избирательницы будут на моей стороне.

— А почему не на моей? — искренне удивился Суворин. — Я что, рожей не вышел? Я мужик ого-го!

Все засмеялись.

Через сорок минут с деликатесами Никитишны было покончено.

— Ну, накормила, мать, ну, мастерица! — говорил Суворин, приятельски хлопая кастрюльную труженицу по спине. Никитишна нежно наливалась краской, словно юная барышня. — Сейчас бы завалиться на диванчик! Помечтать. Посопеть в две дырки. Правда, девчата? Но надо, надо, надо трудиться. Мужик должен все время трудиться. Зарабатывать себе уважение и почет. — Мэр, натренированный выступать перед большой аудиторией, не мог удержаться от привычного назидательного тона и в кругу семьи. — Я, Олеся, почему не задумываясь отдал тебя за Игоря? Потому что я знаю, этот парень — трудяга. С ним ты не пропадешь. А ты, милая, полежи, отдохни. У тебя какие-то пятна над глазами.

— Папа, это же тени! — объяснила Олеся.

— Я и говорю, тени. Надо побольше отдыхать. Ты еще не восстановилась после родов, зайка. Никитишна! Чтобы Леся с ребенком не надрывалась!

Никитишна, которая была в три раза старше Олеси и пахала раз в двадцать больше, озабоченно закивала.

Олеся и внук, названный в его честь, являлись для Суворина бесценным сокровищем, единственным, что у него было на земле, кроме любимой работы и нескольких друзей.

Напоследок он прошел на балкон — угловой, квадратный, с бордюром из зелени и цветов по периметру — и посмотрел на спящего ребенка.

После обеда Таня снова сделала попытку исчезнуть, но Олеся ее остановила:

— Ты что, не хочешь посмотреть на Нику Сереброву? Она сейчас приедет!

— Ника Сереброва? К вам? — удивилась Татьяна.

— К нам! Передачу снимать про Игоря. Со всеми кандидатами делают такое милое семейное кино типа «Героя дня без галстука», смотришь по НТВ?

— Да.

— Вот. Сейчас она приедет. Наверное, с оператором, со всякой техникой. Снимать нечто подобное для местного телевидения. Оставайся, посмотришь.

Звучало заманчиво. Тане очень хотелось живьем увидеть местную телезвезду, журналистку государственного телеканала красотку Нику Сереброву. Она осталась.

— Получается, весь день у тебя просижу.

— Танюша-хрюша, ты же в отпуске, — напомнила Олеся. — Если честно, я надеялась тебя поэксплуатировать. Из-за этих съемок Валерка останется без его обычной прогулки.

— Так я с удовольствием! — обрадовалась Таня.

— Хотя бы во дворе покатаешь часок? Или два. Пока не надоест.

— Конечно, — закивала подруга. Тане нравилось гулять с Валеркой, так как прохожие часто восхищались карапузом, а ее принимали за маму.

Чувство меры, тактичность, отличная дикция и нормальное владение русским языком выделяли Нику Сереброву из вязкой серой массы телеведущих, которые в великом множестве обитали на бесчисленных каналах шлимовского ТВ. Она не лезла без надобности грудью в кадр, не обрывала собеседников на полуслове, чтобы продемонстрировать свою эрудицию, не занималась самолюбованием — то есть подавала себя зрителям в удобоваримых дозах, не вызывая раздражения, как другие местные мастера экрана. К тому же была просто красивой женщиной. Служба социологических опросов Фелька, бесперебойно снабжавшая город рейтингами всего, что шевелится и умеет разговаривать, ставила программы Ники Серебровой на первые места в ряду телевизионных шедевров шлимовских журналистов.

Когда она появилась на пороге квартиры, сопровождаемая ассистенткой и видеооператором, Олеся, Таня и Никитишна выстроились в ряд в холле встретить популярную гостью. Игорь тоже нацепил одну из своих самых лучезарных улыбок и поцеловал Никину ручку.

— А мы все ваши передачи смотрим, особенно «Час мэра», — сразу сообщила Олеся. — Пожалуйста, проходите. Будете что-нибудь? На улице такое пекло.

— Спасибо, — кивнула Ника. — Вы Олеся.

— Да. Это моя подруга Таня.

— А где ваш малыш? Надеюсь, он собирается сниматься?

— Я думаю, он собирается поспать еще минут двадцать, а потом устроить хорошенький скандал.

— Чудесно. Если вы не возражаете, мы бы посмотрели квартиру, чтобы выбрать место съемки.

— Конечно, конечно! — подскочил Игорь. — Идемте! Визитеры и хозяин дома отправились в путь.

— Шикарная? — тихо спросила Татьяна Олесю. — Шикарная. Как Эмпайр-Стейт-Билдинг.

— Как Лиз Тэйлор в «Клеопатре».

— Как джип «шевроле».

— Как прыжок гепарда.

— Как три килограмма икры.

— Как голос Доминго.

— Как метафора Рансэцу.

— Как «Аппассионата».

— Как норковое манто.

— Как… как… ресницы Киркорова!

— Фи, Олеська, ты проиграла. Ресницы Киркорова! Скажешь тоже.

— Ладно, сдаюсь.

— А на экране всех этих морщинок у нее не видно, правда?

— Угу. Ей сорок один.

— Да ты что! — ужаснулась Таня.

— Угу. По телевизору выглядит на тридцать три, мне кажется.

— Интересно, какими мы с тобой будем в сорок? Полуразрушенными инвалидками.

— Думаю, нам никогда не будет сорок. Всегда будет двадцать два.