Наместница Ра - Филипп Ванденберг Страница 9

Сененмут пожал плечами.

— Кому тебя предназначили?

— Отец отдал меня юному Тутмосу, чтобы кровь солнца не иссякла.

«Этому тюфяку?» — мысленно ужаснулся Сененмут. Ему приходилось видеть царевича на праздниках и шествиях, этого маменькиного сынка, всегда находящегося подле Мутнофрет. Сененмут закрыл лицо локтем.

— Знаю, что ты думаешь, — сказала Хатшепсут. — Наверное, жалеешь меня из-за того, что мне придется жить с выродком. Не печалься! Я придумаю, как с этим справиться. И ты мне в этом поможешь.

— Да, — с готовностью согласился Сененмут.

Бритоголовые жрецы размахивали кадильницами с фимиамом и монотонно читали заклинательные молитвы: — Изыди, дух болезни, притаившийся в членах фараоновых! О, бог, будь ты в мужской или женской ипостаси, ты, сокрытый от глаз, покинь его!

Фараон Тутмос, ослабевший, весь в поту, корчился на своем ложе. Приступы лихорадки сотрясали его тело.

— Помет льва, помет пантеры, помет газели, — вступил Хапусенеб, раскладывая высушенные экскременты на область сердца, желудка и печени царя, — проникните в Сах [15]фараона и убейте своим духом все дурное!

Верховный жрец окропил зловонным настоем сосновой живицы, смешанным с соком латука, чеснока и сельдерея, бившееся в судорогах тело и замешал на нем экскременты диких животных.

Фараона от этой процедуры вырвало, и Хапусенеб возликовал:

— Бог болезни исходит! Хвала Амону!

Тут в покои вошел Тети. Это Яхмос послала за целителем, потому что медицине доверяла больше, чем таинствам посвященных. Яхмос схватила Тети за руки и в слезах умоляла его помочь Тутмосу, обещая ему все золото из ларей своих предков.

Тети попросил жрецов удалиться и велел рабам обмыть фараона. Как только все было исполнено, он вынул небольшой острый нож.

— Целитель, хранитель жизни, что ты намерен делать? — в ужасе воскликнула Яхмос.

— Осирис уже стоит подле него, — спокойно ответил Тети. — Если и есть еще одно средство, так только это! — Он поднял нож. — Биение его сердца слабо. Оно больше не в силах выкачивать яды из тела.

Увидев растерянность на лице царицы, Тети пояснил:

— Знай же, главная супруга фараона, что от сердца во все члены отходят каналы, которые несут с собой жизнь, как воды Нила, орошающие поля.

Он подошел к фараону, который теперь затих, и уверенным жестом вонзил нож в определенное место на шее. Поток темной крови пролился в чашу, поднесенную целителем. Не поднимая глаз, Тети продолжил свою речь:

— Четыре из этих каналов ведут к глазам, носу и ушам, по шесть — к рукам и ногам, четыре других — к печени, легким, селезенке и кишечнику, а два — к мошонке и мочевому пузырю. — Он сделал еще три надреза в области живота, откуда хлынула кровь, и вещал дальше: — Подобно тому, как все живое на полях гибнет, если каналы закупорены, умирает и человек, если его сердце не может больше прогонять кровь. Сейчас я искусственно создал отводы. Будет на то воля Амона, твой супруг поправится.

Яхмос уже бросилась целовать руки целителя, как вдруг тело фараона изогнулось в предсмертной судороге и обмякло — так падает замертво жертвенный бык, заколотый верным ударом жреца. Кровь из надрезов иссякла. Лицо Тети омрачилось, он повесил голову. Фараон Тутмос был мертв. Душераздирающий вопль сорвался с уст Яхмос. Его услышали ожидавшие за дверьми жрецы, которые поспешили возвратиться в покои, чтобы начать водить таинственные хороводы вокруг тела усопшего.

Хапусенеб заунывно запел:

— О, царь загробного царства Осирис, владыка Абидоса, [16]смотри, я прибываю к тебе. Праведными путями ходило сердце мое. И нет в моем сердце греха.

Яхмос, скорбящая супруга, разорвала на себе одежды, так что обнажились груди, служанки подали ей корзинку с илом из поймы Нила, которым царица обмазала себе голову и лицо, а потом твердо произнесла:

— Так ступай же, сын Амона, к богам, породившим тебя! Да будет тебе дана жизнь на миллионы лет!

Хатшепсут держала мать за руку. Мутнофрет и юный Тутмос стояли рядом. Из глаз их лились слезы. И года не прошло, как по воле отца соединили брачные узы Тутмоса и Хатшепсут — вполне формальной и обыденной церемонией, мало что изменившей в жизни царской дочери. Если она и не презирала молодого супруга, то уважения к нему никак не выказывала. А с чего молодой женщине в цветущем возрасте почитать неуклюжего бестолкового двенадцатилетнего мальчишку?

Принцесса, в противоположность матери, не уронила ни слезинки. Она не простила отцу принуждения к этому браку, а уж любить его никогда не любила.

— Страна под твоим управлением процветала в сытости и довольстве, — заходилась в рыданиях Яхмос. — Повсюду царили мир и порядок. Нубийцы и азиаты с поклоном приходили к дворцу твоему. Народ твой припадал к стопам твоим и целовал землю под твоими сандалиями. А теперь Ка [17]покинул тебя, чтобы предстать перед Великой Эннеадой [18]богов!

Все присутствующие чинно кивали. С громкими воплями, бия себя в грудь, женщины царского дома в сопровождении служанок выбежали из дворца на улицы, чтобы оплакать умершего согласно погребальному обряду.

Этой ночью Хатшепсут никак не могла заснуть. Из западной пустыни доносился вой шакалов. В конце концов она встала и начала беспокойно ходить по покоям. Будущее казалось ей туманным. Кто теперь сядет на царский трон? Тутмос? Ни за что!

Она накинула на калазирис легкое покрывало и разбудила Сат-Ра, спавшую в соседней комнате.

— Идем, — коротко сказала Хатшепсут, и кормилица сразу обо всем догадалась.

Сат-Ра знала не только о каждом шаге Хатшепсут, но и обо всех сокровеннейших мыслях своей подопечной. Разумеется, ее любовная связь с Сененмутом не была для Сат-Ра тайной. Она даже потворствовала ей, поскольку тоже считала юного Тутмоса неподходящим мужем для принцессы.

Обе женщины выскользнули из дворца и крадучись пошли по темным улицам Фив. Свободно разгуливающие кошки, не ожидавшие наткнуться на столь поздних прохожих, с громким мяуканьем бросались врассыпную, за запертыми воротами тявкали собаки.

У дома крестьянина Рамоса Сат-Ра вышла вперед и постучала в двери. Хатнефер отперла и смущенно сообщила, что Сененмут не ночует дома и что она не знает, где он.