Тело Милосовича - Алексей Митрофанов Страница 9

— Бред несут! — не удержался адвокат. — У вас в аэропорту, если вы прилетите на похороны, собираются изъять паспорт.

— Зачем?

— Чтобы иметь гарантию, что после похорон вы явитесь на допрос, а не покинете страну.

— Вот как?!

Теперь, после смерти Слободана, она чувствовала себя совсем беззащитной.

Решение пришло неожиданно.

— Скажи им, что я согласна, — велела Мира.

Адвокат не поверил:

— Неужели вы хотите приехать?

— Да, хочу.

— Но зачем? — принялся он отговаривать. — Они вас больше не отпустят. Им нужны враги для показательного процесса. Из вас сделают причину всех зол в прошлом. Вы станете вторым Слободаном — половину из того, в чем обвиняли его, взвалят на вас.

— Я еду! — решительно прервала его Мира.

Адвокат замолчал. Он не мог понять, что она задумала, и ждал объяснений. Но объяснений не последовало. Мира редко объясняла свои действия даже Слободану, не говоря уже об остальных.

— Понимаю, — многозначительно сказал адвокат, хотя на самом деле не понимал ничего.

«Что он там понимает? — подумала Мира. — Не нужно ему ничего понимать. Важности на себя напускает, старый лис».

— Так и передай в суде, — повторила она, — я собираюсь приехать.

— Передам, — пообещал адвокат. — Однако я думаю, что это их не совсем удовлетворит.

— Почему? — удивилась Мира.

— Они хотят еще и залог. Пятнадцать тысяч евро.

Мира задумалась.

— Дай им! — велела она.

— Дать? — удивился адвокат.

— Да, именно, — подтвердила Мира. — А чему ты удивляешься?

— Всякое может быть, — уклончиво ответил сбитый с толку адвокат, все еще не веривший, что Мира действительно намерена приехать. — Рейс может опоздать, или вы заболеете. А может, передумаете.

— Но в суд-то я все равно приду, — спокойно возразила Мира.

— Лучше бы мне эти деньги достались, — пробормотал вполголоса адвокат.

— Что? — не поняла Мира.

— Так, ничего.

— Ты тоже свои получишь.

— Послушайте! — нерешительно произнес адвокат.

— Что?

— А не проще ли было бы похоронить его в Москве?

Мира вздрогнула:

— Нет, не проще.

— Почему?

— Его могила должна быть на родине.

— Но вы даже не сможете ее навещать.

— Это не твой вопрос, — отрезала Мира. — Делай так, как я велела.

Она нажала отбой. Пусть в суде думают, что она прилетит. Пусть в аэропорту ее ожидают. Пятнадцать тысяч — совсем небольшая цена за мистификацию, к которым она всегда питала склонность. А паспорт она потом пришлет им по почте. Старый югославский паспорт, который уже не имеет никакой юридической силы. С ним ни в одну страну не впустят и не выпустят. Сербский же она никогда и не получала. Власти иногда бывают удивительно глупы, когда не за что ухватиться. Посмотрели бы лучше по своим архивам, есть ли у нее паспорт, а потом уже и требовали.

17 марта Филатов вылетел в Белград. Он следил за событиями по новостям, надеясь, что бывшего сербского лидера похоронят все-таки в России и никуда ехать не придется. Но когда по телевизору показали, что его сын Марко получил тело отца в Гааге и отправил самолетом в Белград, стало ясно — лететь придется.

Он подивился иронии судьбы Слободана, которая устроила все так, что его жена и сын приехать проститься не могут, а он, чужой человек, — может. Случайно это вышло или преднамеренно, но на жену и сына Слободана на родине были заведены уголовные дела, и в случае приезда им грозил арест. Это обстоятельство играло на руку властям. Похороны в присутствии семьи, да еще если бы эта семья захотела выступить и обвинить власти Сербии в выдаче его трибуналу, могли перерасти в акт политического протеста.

Людей на пятничный дневной рейс до Белграда — один из двух, второй вылетал вечером — было немного. И в зале, и потом возле трапа Филатов все искал глазами Марко или Миру, но так их и не увидел. Он знал, что их и не будет, но все же было интересно — а вдруг проблема как-то разрешится и им позволят приехать?

Судя по их отсутствию, приехать не позволили. То есть приехать не возбранялось, но власти не дали гарантий безопасности и беспрепятственного возвращения обратно в Россию. Филатов на мгновение представил себя на их месте и ощутил бессилие человека перед государством, которое на него ополчилось.

Он летел бизнес-классом. Места по соседству заняли Геннадий Зюганов, Сергей Бабурин, Константин Затулин, другие известные персоны. Все представители основных думских партий были в сборе. Он отметил большое количество корреспондентов центральных телеканалов и крупных газет. Был Андрей Колесник из «Коммерческого вестника». Они кивнули друг другу.

Основную массу пассажиров составляли сербы. Филатов попытался определить, кто из них летит на похороны Милосовича, а кто — по своим делам, и не смог. Наверное, в основном летели по своим делам. Сербы возвращались домой из Москвы, а русские летели в Сербию по работе.

Когда самолет набрал высоту и всем позволили отстегнуть ремни, стюардесса поставила для пассажиров фильм. Случайно так получилось или нет, но Филатов с удивлением узнал голливудский триллер «Загнанный» с Бенисио дель Торо в главной роли. «Неподходящее развлечение», — подумал он и стал ждать, что будет дальше.

Дель Торо играл в фильме бравого американского спецназовца, воевавшего против сербов в Косово и в итоге тронувшегося рассудком. При этом сербы только то и делали, что на фоне пожара расстреливали «мирных» мусульман, а актер крался ящерицей по стене, чтобы восстановить «справедливость».

Как попал антисербский фильм в самолет, совершающий рейсы в Белград, оставалось только догадываться. Возможно, самолет раньше летал в другие страны и фильм сохранился с того времени.

Когда киношный командир сербов спросил у своих подчиненных, сколько еще албанцев в деревне осталось в живых, настороженно молчавшие пассажиры в задних рядах не выдержали. Один из них встал, подошел к проводнице и что-то негромко, но довольно резко сказал ей по-сербски. Она кивнула, ушла за перегородку и поставила другой фильм. В микрофон извинилась за технические неполадки. Обстановка в салоне разрядилась.

Филатов оглянулся. Геннадий Зюганов разговаривал с Сергеем Бабуриным, а место рядом с Константином Затулиным пустовало. Он подумал, не подсесть ли к тому и не пообщаться ли, но потом передумал. «Наговорюсь еще, — решил он, — будет время». И опять ошибся. Он не мог знать, что времени для общения с коллегами у него в Белграде почти не останется.