Семь сокрытых душ - Наталья Калинина Страница 9

* * *

Кафе, со слов Владимира, находилось рядом с метро, и Ада рассудила, что в утренних пробках потеряет куда больше времени, чем если будет добираться своим ходом. К тому же найти место для парковки в центре сложно, поэтому она оставила машину и направилась к метро пешком. Погода благоволила утренней прогулке: теплый ветер игриво раздувал полы плаща и по-матерински ласково ерошил стриженные на затылке волосы. Деревья в маленьких молодых листочках казались ажурными, и солнечный свет, создавая легкие тени, ложился на асфальт кружевными рисунками. Тяжелые мысли уносились свежим весенним ветром, бесследно таяли, растворяясь в чудесных запахах пробудившейся природы. Пятнадцатиминутная прогулка по улицам, на которых царствует поздняя весна, может оказаться самым лучшим средством от плохого настроения – в какой-то момент Ада поймала себя на том, что улыбается.

Возле метро она увидела старушку, раскладывающую на картонке свое добро – шерстяные носки ручной вязки. Проходя мимо, Ада замедлила шаг. Пожилая женщина вдруг подняла голову и посмотрела на девушку с такой надеждой, что у нее сжалось сердце. «Сколько же ей лет?» – подумала Ада, окидывая взглядом вязаный берет, старомодный тулупчик и валенки, в которые, несмотря на тепло, была обута бабушка. На вид ей было не меньше восьмидесяти лет.

– Дочка, возьми носочки, – прошелестела старушка бескровными губами. – Сама вяжу. Шерсть покупаю. Смотри, какие мягонькие!

Бабуля торопливо схватила плохо гнущимися, с опухшими суставами пальцами носок и протянула его Аде. Девушка машинально пощупала его, и к горлу подкатил комок. Ей представилось, как эта бабушка, сидя у окна и щуря подслеповатые глаза, вывязывает непослушными пальцами рядки, считает петли и думает о том, что на выручку купит продуктов и новой шерсти. Но прохожие, не зная о том, как важно для нее продать свой товар, бегут равнодушно мимо. А старушка каждое утро рано поднимается и идет к метро…

А еще подумалось Аде, что она никогда не носила носков домашней вязки – некому было их ей вязать: бабушек у нее не было, как и у многих детей в интернате. Ей вспомнилось, что шерстяные носки были у Марины, потому что у той как раз бабушка и была – единственная родственница. И девочки завидовали Марине из-за этих носков: не потому, что те были такими уж красивыми, а потому, что были с заботой связаны родным человеком.

– Сколько? – хрипловатым от накатившего волнения голосом спросила Ада, не выпуская из пальцев носок из серой шерсти.

– Да недорого возьму! – обрадовалась бабушка. – Возьми, возьми, дочка, парочку! Будут греть тебя. Я бабка старая, но вязала их с любовью.

Старушка назвала цену, и Ада мысленно застонала: свой труд вязальщица оценила в копейки.

– Я беру все, – решилась девушка. Бабушка удивленно охнула и засуетилась, торопясь собрать носки в обычный пластиковый пакет. Ада тем временем достала из кошелька самую крупную купюру, превышающую стоимость всего товара едва ли не в десять раз, и протянула ее бабушке.

– Вот спасибочки тебе, дочка! Дай бог тебе здоровья!

Старая женщина даже не глянула на купюру, уверенная в том, что ее не обманули. И лишь когда Ада отошла на значительное расстояние, вдруг охнула и закричала:

– Дочка! Дочка, вернись! Ты мне много дала! У меня сдачи-то нет!

Ада обернулась и, увидев, что старушка, согнувшись, торопливо пытается ее догнать, с улыбкой замахала руками, а затем потрясла пакетом с носками:

– Не надо сдачи! Спасибо!

Ей подумалось, что она будто поблагодарила родную бабушку, которую никогда не знала.

Старушка лишь развела руками, а когда девушка повернулась спиной, перекрестила ее на прощание. Как родную внучку.

Ада пришла в кафе ровно в назначенное время и, застыв на пороге, огляделась. Подсознательно она искала взглядом худощавого невысокого мужчину со светлым непослушным вихром и влажной оттопыренной нижней губой, но не увидела никого, кто бы подпадал под это описание. За ближайшим к выходу столиком сидела молодая женщина, задумчиво потягивающая чай из белой чашки. Дальше, у окна, расположилась парочка, занятая не столько завтраком, сколько друг другом. Молодой человек кормил из рук рыжую веснушчатую спутницу круассаном, и девушка, откусывая маленькими кусочками, весело смеялась. Ада на какой-то момент вдруг испытала легкий приступ зависти к этой незнакомке: такую девушку-веснушку сложно представить себе хмурой и пасмурной, она, как солнце, слепит глаза и дразнит. И Аде вдруг тоже захотелось иметь такую россыпь ржаных веснушек на курносом носу, смеяться заразительно и искренне, чуть запрокидывая голову и не беспокоясь о том, что при этом подумают окружающие. И чтобы кто-то, близкий и любимый, так же кормил ее из рук круассаном. Задержавшись взглядом на этой паре, Ада забыла на какое-то мгновение, зачем пришла в кафе. Очнулась от оклика девушки в белой блузке и в длинном, в пол, бордовом фартуке, повязанном на поясе.

– Вы одна? – с приветливой улыбкой гостеприимной хозяйки осведомилась официантка. Ада по привычке кивнула, но тут же поправилась:

– Нет. Меня должны ждать.

– Ада! – окликнул ее знакомый по телефонному разговору сочный мужской голос. Она повернулась на зов и увидела приподнявшегося со своего места мужчину: неудивительно, что она не сразу его заметила. Во-первых, Владимир занял столик в самом укромном уголке зала – в нише у последнего окна. Во-вторых, в этом импозантном мужчине Ада ни за что не признала бы того щуплого цыпленка Вовчика: роста он оставался невысокого, но успел располнеть.

Ада махнула рукой и направилась к столику.

– Привет! – весело и радостно поприветствовал ее Владимир, которого язык теперь не поворачивался называть Вовчиком. – Какая же ты красавица! И тогда была, а сейчас вообще…

Он сделал неопределенный жест и покрутил аккуратно причесанной головой, подбирая нужное слово. И наконец с восхищением выдохнул:

– Шик!

Ада мягко улыбнулась, видя, что Владимир искренне, не преувеличивая, именно так и считает – она знала, что выглядит хорошо, а Вовчик, влюбленный в нее в детстве, и без того всегда воспринимал ее красавицей.

– Если бы встретил тебя на улице, не узнал, – признался он, вглядываясь в ее глаза так внимательно, что Ада почувствовала неловкость: наверняка вспомнит вслух, что у нее в детстве глаза были разного цвета, и отметит, что почему-то теперь они оба стали синими. И хотя сейчас изменившимся цветом глаз, как и цветом волос, мало уже кого удивишь, Аде все равно стало слегка неприятно от перспективы услышать от Вовчика изумленные возгласы. Но он ничего не сказал: видимо, понял, что все дело в линзах, и тактично промолчал.

– Ты тоже… Совсем неузнаваем! – воскликнула она, с удовольствием отмечая дорогой костюм благородной темно-синей расцветки и накрахмаленный до жестяной твердости белоснежный воротничок рубашки.

Подошла официантка, чтобы принять заказ, и Ада, быстро пролистав меню, попросила принести ей тарелку блинов со сладким соусом и чайник цейлонского чая.