Истории про девочку Эмили - Люси Мод Монтгомери Страница 12

— Я в этом сомневаюсь, — сказала тетя Рут с горечью. — Горбатого могила исправит. Что же до Дугласа Старра, то на мой взгляд, это просто позор, что он умер, оставив ребенка без гроша.

— Не сделал ли он это нарочно? — вежливо уточнил кузен Джимми.

Он заговорил впервые, с тех пор как вошел в комнату.

— Он был жалким неудачником, — отрезала тетя Рут.

— Неправда… неправда! — взвизгнула Эмили, неожиданно высунув голову из-под скатерти между ножками стола.

На мгновение все Марри замерли в молчании, словно вспышка ее гнева обратила их в камень. Затем тетя Рут поднялась, решительно прошествовала к столу и приподняла скатерть, за которую Эмили спряталась в ужасе, осознав, что произошло.

— Сейчас же вставай и вылезай оттуда, Э-ми-ли Старр! — сказала тетя Рут.

«Э-ми-ли Старр» встала и вылезла. Она не была особенно испугана… она была слишком возмущена, чтобы испытывать страх. Ее глаза стали совсем черными, а щеки алыми.

— Да она красавица… настоящая маленькая красавица! — воскликнул кузен Джимми. Но никто его не слышал. Слово взяла тетя Рут.

— Маленькая бесстыдница! Как ты смела подслушивать! — сказала она. — Вот она проявляется, порода Старров… ни один Марри никогда не сделал бы ничего подобного. Высечь бы тебя надо как следует!

— Папа не был неудачником! — выкрикнула Эмили, задыхаясь от негодования. — Вы не имеете никакого права называть его неудачником. Ни одного человека, которого любили так глубоко, как его, нельзя считать неудачником. Я не верю, что хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь любил вас. Так что это вы — неудачница. И я не собираюсь умирать от чахотки.

— Ты хоть сознаешь, какой отвратительный поступок ты совершила? — с холодным гневом спросила тетя Рут.

— Я просто хотела услышать, что со мной будет! — воскликнула Эмили. — Я не знала, что это такой отвратительный поступок… и не знала, что вы собираетесь говорить обо мне такие гадости.

— Как гласит пословица, тот, кто подслушивает, ничего хорошего о себе не услышит, — нравоучительно сказала тетя Элизабет. — Твоя мать, Эмили, никогда ничего подобного не сделала бы.

Вся напускная храбрость вдруг покинула бедную Эмили. Она почувствовала себя виноватой и несчастной… ох, до чего несчастной! Она даже не подозревала… но… похоже, она действительно совершила ужасный грех.

— Отправляйся наверх, — сказала тетя Рут.

Эмили пошла, не возражая, но, прежде чем уйти, окинула взглядом комнату.

— Когда я сидела под столом, — сказала она, — я корчила рожи дяде Уоллису и показывала язык тете Иве.

Она сказала это огорченно, желая честно признаться в своих прегрешениях; но слишком легко неверно истолковать слова другого человека, и потому Марри, как это ни странно, решили, что она находит удовлетворение в своей неуместной дерзости. Когда дверь за ней закрылась, каждый из них — кроме тети Лоры и кузена Джимми — покачал головой и застонал.

Эмили пошла наверх, испытывая глубокую горечь унижения. Она чувствовала, что совершила поступок, дающий Марри право презирать ее… вдобавок они пришли к выводу, что в ней проявились черты Старров… а она даже не узнала, какова будет ее судьба!

Она уныло взглянула на маленькую «Эмили в зеркале».

— Я не знала… не знала, что это плохо, — прошептала она, а потом с неожиданным жаром добавила: — Зато теперь знаю, и никогда, никогда больше так не поступлю.

На мгновение ей показалось, что сейчас она бросится на кровать и заплачет. Боль и позор, что жгли ее сердце, казались невыносимыми. Но тут ее взгляд упал на старую желтую амбарную книгу, лежавшую на маленьком столике. Минуту спустя Эмили уже сидела, скрестив ноги, на кровати и увлеченно писала что-то в старой книге огрызком чернильного карандаша. И пока ее пальцы быстро скользили вдоль выцветших линеек, ее щеки горели ярким румянцем, а глаза сияли. Она забыла всех Марри, хотя писала о них… она забыла свое унижение, хотя описывала то, что произошло. Целый час она писала при тусклом свете коптящей маленькой лампы, лишь изредка останавливаясь, чтобы бросить взгляд за окно в неяркую красоту туманного вечера, пока подбирала нужное слово, и, найдя его, со счастливым вздохом продолжала писать.

Услышав, что Марри поднимаются наверх, она отложила книгу в сторону. Она кончила: описано было все происшествие и сам тайный совет клики Марри, финалом же стал трогательный рассказ о ее собственной кончине в окружении всех Марри, умоляющих о прощении. Сначала она написала, что тетя Рут стояла на коленях и отчаянно рыдала, мучимая угрызениями совести. Затем она немного подержала карандаш на весу… и вычеркнула последнюю строку. Ничто и никогда не могло бы заставить тетю Рут испытывать такие душевные страдания…

Пока она писала, боль и ощущение унижения исчезли. Теперь она лишь чувствовала себя усталой, но вполне счастливой. До чего интересно было искать подходящие слова для описания дяди Уоллиса! И как необыкновенно приятно назвать тетю Рут «толстенькой коротышкой»!

— Интересно, что сказали бы мои дяди и тети, если бы знали, что я на самом деле о них думаю, — пробормотала она, ложась в постель.

Эмили, которую Марри подчеркнуто игнорировали за завтраком, вскоре после него была призвана в гостиную.

Они все присутствовали там — вся их вражеская фаланга, — и Эмили, глядя на дядю Уоллиса, сидевшего на стуле в лучах весеннего солнца, подумала, что, пожалуй, она все-таки еще не нашла точного слова для описания его исключительно мрачного вида.

Тетя Элизабет стояла, не улыбаясь, возле стола и держала в руке несколько полосок бумаги.

— Эмили, — сказала она, — вчера вечером мы так и не смогли решить, кто из нас возьмет тебя. Должна сказать, что ни один из нас не захотел сделать этого добровольно, учитывая, как плохо вела ты себя во многих отношениях…

— Ох, Элизабет… — запротестовала Лора. — Это… это же ребенок твоей сестры.

Элизабет величественным жестом подняла руку.

— Я занимаюсь этим делом, Лора. Будь любезна меня не перебивать. Как я уже сказала, Эмили, мы не смогли решить, кто из нас должен позаботиться о тебе. Так что, по предложению кузена Джимми, мы договорились, что вопрос решит жребий. На этих полосках бумаги написаны наши имена. Ты вытянешь одну из них, и тот, чье имя написано на ней, возьмет тебя в свой дом.

Тетя Элизабет протянула ей бумажные полоски. Эмили так сильно задрожала, что сначала не могла потянуть ни за одну из них. Это было ужасно: казалось, она должна вслепую решить свою судьбу.

— Тяни, — сказала тетя Элизабет.

Эмили стиснула зубы, вскинула голову с видом человека, бросающего вызов судьбе, и потянула. Тетя Элизабет взяла полоску из ее дрожащей руки и прочла свое собственное имя: «Элизабет Марри». Лора Марри неожиданно поднесла платок к глазам.