Дни поздней осени - Константин Сергиенко Страница 13

Прекрасная идея меня посетила. Объявила всем, что буду ходить «на этюды». Сослалась на Эмиля Золя. В молодости он брал записную книжку, карандаш и шел в город. Замечал типы людей на улицах, подсматривал сценки и тут же описывал как бы с натуры. Это называлось ходить «на этюды». Этюды Золя пригодились, многие вошли в романы без изменений.

Домашние одобрили мою затею. Дедушка был доволен, а тетя Туся шепнула маме:

— Критика всегда идет на пользу.

Нашла солидную записную книжку, вооружилась ручкой и отправилась на улицу. Домашние провожали меня как в плаванье. На крыльцо высыпали, лица довольные. Еще бы! Маша занялась делом, да еще по своей инициативе. Эх!

Разумеется, я все это придумала, чтобы чаще бывать у Алексея. Коварное создание!

Что-то мешало мне сразу отправиться на Черную дачу. Внутреннее неудобство, стыд, что обманываю своих. Решила хоть какой-то «этюд» сотворить. Отправилась к речке. Денек сегодня пасмурный, довольно прохладный. Дошла до омута, забралась на склонившуюся к воде ветлу и тут записала:

«Омут глубокий, тяжелый. Над ним становишься тоже тяжелой. Хочется камнем упасть вниз. Сорвался лист, сел на воду и застыл. Серый прохладный день».

Вот и весь этюд. Что-то японское. Больше ничего не могла придумать.

По дороге домой зашла к Алексею. Ему лучше. Он сидел за столом и писал.

— Вот решил поработать.

— А что вы пишете?

— Я, Маша, задумал книгу.

— Вы писатель? — удивилась я.

Он усмехнулся, пожал плечами.

— А про что будет книга?

— Пока я знаю только название. «Дни поздней осени». Помните, у Пушкина: «Дни поздней осени бранят обыкновенно...» ?

Еще бы не помнить! Только недавно твердила.

— Про что книга? — Он задумался. — Наверное, про расставанье. Каждому с кем-то приходится расставаться. Я очень люблю Пушкина, поэтому и решил так назвать.

— Наверное, это будет невеселая книга, — сказала я.

— Мне хочется написать хорошую книгу. Гораздо лучше тех, что писал раньше.

— Значит, у вас были книги?

— Да так... Но я не решился бы назвать себя писателем. Писатель — это очень серьезно.

— А нельзя почитать ваши книги? — спросила я.

— Нет, нет. Они недостойны того. Если эта книга получится, буду вслух вам читать понемножку.

Я собралась уходить.

— Огромное спасибо за простыни, Маша. Когда-нибудь отплачу за вашу заботу.

Я, кажется, покраснела.

Итак, он писатель! Я постеснялась спросить, вышли его книги или нет. В конце концов, какое это имеет значение? Если человек пишет, значит, он писатель. Хотя, впрочем... Папин знакомый по фамилии Карабанов целый роман написал и за другой принялся. Всем читает, слушать его ужасно скучно. Значит, Карабанов не писатель. Интересно узнать, как пишет Алексей. Ужасно мне любопытно. Если как Карабанов, я буду разочарована.

Какое все-таки совпадение. «Дни поздней осени»! Строчка, которая меня заворожила. Книга про расставанье. Не может быть, чтобы это вышло плохо. Я почему-то верю в него.

И вот сейчас захотелось увидеть Диму. Совсем о нем позабыла, так нельзя. Разыщу завтра и попрошу почитать стихи.

Спокойной ночи!

Сегодня «семеро с ложкой» со мной познакомились. Увы, не моя компания. Все глупо так вышло, неловко.

Они плескались в реке, и я оказалась в середине. На меня полетели каскады брызг, я тоже била ладонями по воде.

— Иди к нам, — сказали они.

Сразу на «ты». Я не привыкла, но все же уселась с ними. Никто не собирался со мной знакомиться, просто болтали вместе, дурачились. Среди них две девушки одна с белыми длинными волосами, другая коротко стриженная.

— Где ты живешь? — спросили они.

Я ответила.

— Вечером приходи на омут, будем жечь костер.

Между прочим, они вытащили из песка бутылку вина и дружно ее распили. Я отказалась от своей доли.

— Пора приобщаться, — сказал тот, который мне нравился. — Тебя как зовут?

— Сначала самому принято назваться, — храбро сказала я.

— Ого! Называюсь. Борис.

Сказала и я свое имя.

— Ты, наверное, еще в школе?

— Угадали.

— Пора приобщаться, — снова сказал он.

Я заметила, что у каждого есть ходовое словечко. Один через фразу говорит «все красиво»:

— Пошли, приняли по стакану, и все красиво.

Борис нажимает на обращение «господа офицеры».

— Ну-ка, подвиньтесь, господа офицеры, — это мне и длинноволосой девушке.

Отношения у них свободные, пустоватые. Парень и девушка с короткими волосами пошли в сосны.

— Ну, опять целоваться, — сказал Борис. — А ты целоваться умеешь? — это ко мне вопрос.

Черт знает что. Живут они, оказывается, в палатках за омутом. Пробудут здесь еще несколько дней и двинутся дальше. Туристы! Я потихоньку так отодвинулась и помчалась домой. Еще приключений мне не хватает!

Дима тоже прихворнул. Мы с Аней его навестили. Дима лежал на кровати важный и бледный. Аня спросила, куда он собирается поступать. Дима ответил:

— Еще не решил.

Я похвасталась, что собираюсь учить голландский. Рассматривали альбомы по искусству, в Диминой комнате их немало. Любимый Димин художник Ван Гог. Тут мы расходимся.

— Импрессионисты теперь не в моде, — сказала Аня.

— Ван Гог относится к постимпрессионистам, — поправил Дима.

— Ну все равно.

Пришел Костычев-старший, посидел с нами. Он симпатичный, все время стучит на машинке в саду. Интересно, почему он не может устроиться на работу? Надо посмотреть его книжку о молодых художниках, папа хвалил.

Мы пили чай с вишневым вареньем и обещали Диме зайти еще. Аня на сей раз была довольна.

Алексей поправляется. После обеда к нему наведывалась, спросила, как подвигаются «Дни поздней осени». К сожалению, он был невеселый, даже мрачный. Ходил по комнате, потом сел за «Блютнера» и стал извлекать ужасные звуки. Я пожалела старика:

— Рояль совсем расстроен.

— Да, расстроен. — И без перехода: — Расскажите мне о себе.

А что я могла рассказать? Школьница, перешла в десятый класс, поступать готовлюсь.

— Куда, если не секрет?

— В университет.

— В университет? — Он забарабанил пальцами по стеклу. — Скажите еще, что на исторический факультет.