Город Солнца. Голос крови  - Евгений Рудашевский Страница 17

Ане надоело переводить долгие и сложные разговоры. Она с грустью посматривала на остывавший перед ней рис с куриным филе и овощами.

– Почти девять десятых индейского населения умерло после прихода испанцев, – робко заметил Дима. – Это не меньше десяти миллионов человек.

– Да, – с сожалением признал Артуро. – С цифрами можно поспорить, но вы правы. Однако они умерли от болезней, не от выстрелов.

– От болезней, которые привезли испанцы.

– Оспа, корь, туберкулёз, тиф, – добровольно перечислил Артуро.

– Сифилис, – добавил Дима.

– Всё верно. Но тут уж ничего не поделаешь. Считайте это несчастным случаем.

– Несчастным случаем?

– И в Европе немало людей умерло от чумы, разве не так? Эпидемию тогда было сложно предсказать, ещё сложнее предотвратить. Никто не знал, что в Перу случится нечто подобное. Кроме того, индейцы по собственной глупости не соблюдали карантин. Если в каком-нибудь поселении вспыхивала болезнь, все бежали оттуда, разнося её до самых отдалённых уголков Тауантинсуйю. Что же до того, почему эти болезни вообще процветали в Перу, тут всё просто. Их переносчиком стал домашний скот, который приехал в Южную Америку вместе с испанцами. Индейцы никогда прежде не видели ни коров, ни свиней, ни овец, ни кур. А значит, у них не было иммунитета к заразе, которую те переносили. Иммунитета, который за многие века успел выработаться у европейцев. Но ведь вы не станете порицать нас за то, что мы привезли сюда скот?

Дима неуверенно пожал плечами. Он единственный за столом успел покончить с обедом и теперь неспешно потягивал через трубочку кукурузную чича мораду, которую здесь, в Перу, предпочитал даже манговому соку.

– Это было бы смешно, – Артуро принялся неторопливо протирать очки. – На западной стороне Атлантики до конкисты было туго со скотоводством, поверьте. Инки были обречены из-за недостатка животных белков. Мясо тут всегда считалось роскошью. Смешно сказать, инкам приходилось есть куи – морских свинок! Печальное зрелище. Индейцы должны быть благодарны нам за то, что мы привезли им домашний скот и пшеницу. Вот вам хороший пример! Ту же пшеницу в Перу привёз не кто-нибудь, а невестка Писарро – того самого конкистадора, о жестокости которого вы мне пытались рассказывать. Всё это, – Артуро махнул очками в сторону Аниной тарелки, – привезли испанцы. Они плыли сюда с трюмами, заполненными домашней птицей, овощами, семенами цитрусовых деревьев. Здесь не было ни риса, ни сыра, ни оливок – ничего. Поверьте, инки до нашего прихода проживали тяжёлую, голодную жизнь. А вы говорите – жестокость.

Дима уже не пытался возражать. Вместо этого, извинившись, достал ноутбук – чёрный «Асус», который Максим вынужденно купил ещё в Индии, – и стал конспектировать услышанное. Аня, опасаясь, что разговор возобновится, принялась поспешно уплетать рисово-куриное наследие испанской короны.

Как ни странно, за эти два дня Артуро ни разу не поинтересовался отсутствием Максима. Для племянника Дельгадо было подготовлено несколько правдоподобных историй, одну из которых Ане предстояло выбрать в зависимости от ситуации, однако Артуро ограничивался краткими вопросами: удалось ли Максиму узнать что-то новое, как он себя чувствует после солнечных ожогов, как поживает его мама. Аня была в восторге от такой деликатности и, когда Максим заявил, что готов проникнуть в квартиру Гаспара, предложила ему обо всём открыто рассказать Артуро.

– Доверься ему. А если в сейфе ничего нет? Даже если раньше там лежало нечто важное, Артуро или кто-то из людей Скоробогатова могли давно достать это и…

– Там будет видно, – Максим, опустившись на ковёр между кроватями, осматривал статуэтку. Время не пожалело Инти-Виракочу. Руки отбиты, солнце на голове сколото, узоры на спине размыты. – Надо его спрятать. Как-то мало радости разгуливать с ним по Трухильо.

– Макс! – Аня присела возле него на колени. – Почему ты не доверяешь Артуро? Он ведь не давал повода подозревать его, так? Ты ищешь отца, он ищет дядю…

– Я ищу дневник Затрапезного. Отец меня интересует в последнюю очередь.

– Дим! – Аня повернулась к брату, сидевшему в кресле и молча ковырявшему ногти отмычками.

– Сами разбирайтесь.

– Да ну вас. – Аня легла на кровать.

В тишине было хорошо слышно, как неподалёку шумит проспект Америка Сур. В приоткрытое окно тянуло сладким цветением и утомительно сытным запахом выпечки. Выпечкой здесь пахло и после заката.

– Я позвонила маме, – призналась Аня. Не могла не признаться. Знала, что поступила плохо, однако ещё до звонка решила, что не будет этого скрывать. – По «Вотсапу». Он у меня записан на старый номер, так что родители всё равно не поймут, где мы.

Аня ждала упрёков. Максим, получив фотографии Екатерины Васильевны и узнав, что за ней следят, даже писать ей боялся. И Аню с Димой просил на время затаиться. Конечно же был прав, не стоило рисковать.

– Как мама? – Дима отложил отмычки.

– Переживает.

– Злится на меня?

– Нет, Дим. Не злится.

Максим так ничего и не сказал. Выждав паузу, перешёл к разговору о том, что им предстояло сделать ночью, – будто и не слышал Аниного признания. Значит, не осуждал. Был, конечно, недоволен, но не осуждал.

– Пойдём в полночь, – начал Максим. – Сиделка уходит самое позднее в десять.

– Ты только два дня дежурил, – заметил Дима.

– И всё же. Вряд ли она без надобности навещает Исабель по ночам.

– А старуха?

– Ей пятьдесят один! – возмутилась Аня.

– Об Исабель не беспокойся. Я её в любом случае разбужу, – ответил Максим и наконец отложил статуэтку.

– Зачем?!

– У меня на неё отдельные планы.

Узнав, что именно задумал Максим, Дима с Аней переглянулись. Задумка показалась им опасной и какой-то… неправильной. Нельзя так поступать с больной женщиной. Но спорить было бессмысленно. Пришлось смириться.

– В остальном ничего сложного, – подытожил Максим. – Открываем дверь. Заходим внутрь. Ещё раз осматриваем кабинет. Быстро, без задержек. Потом идём к сейфу. Забираем его содержимое и возвращаемся. Если там будет то, что нам нужно, завтра же уедем в Лиму.

Перед выходом Максим попросил Аню не выключать в номере свет. Объяснять свою просьбу не стал.

Выйдя из гостиницы, свернули на улицу Сукре. Прошли через тихий, едва высвеченный фонарями квартал. Оказавшись на Ареналес, тут же нырнули в совсем тёмный переулок. Днём тут стояли уличные торговцы кукурузой и марсианос – мягким, почти жидким мороженым в целлофановом пакетике. Кроме того, работала прачечная: постирать и высушить – три соля за килограмм одежды. В полночь переулок пустовал. На дороге не было даже бездомных собак. Аня старалась ни на шаг не отставать от Максима. Изредка оглядывалась на брата.

Когда они выбрались на хорошо освещённый тротуар проспекта Лос-Инкас, Аня поняла, что Максим не просто петлял, а вёл их по кругу. Значит, боялся слежки и пытался запутать следы. Зачем? От кого им тут, в Трухильо, прятаться? От Артуро?! Аня догадалась, что и свет в номере Максим оставил по той же причине. Хотел, чтобы кто-то думал, будто они до сих пор у себя. Это уже чересчур.