Последний орк - Сильвана Де Мари Страница 24

В южных землях наступил мир. В наемниках никто больше не нуждался.

Отряд был переведен из деревни, где было чем поживиться и где иногда пропадали овцы, в город, где могли пропасть только бездомные кошки.

С приходом солдат кошки действительно исчезли.

Административный центр южных земель — крепость Высокая Гвардия — находился на склоне Крепкого Камня и представлял собой небольшой городишко с пыльными улочками и высокими каменными стенами, через которые перевешивались зеленые ветки, отяжеленные спелыми плодами инжира, или растрепанные макушки никому не нужных пальм. В тенистых садах прятались маленькие дома, побеленные известью, с дверями из темного дерева и с узкими, словно бойницы, окнами. Конусообразная форма крыш защищала летом от жары и не давала скапливаться воде во время бурных осенних ливней. Отряд вошел в город, не встретив никого, кроме угрюмого воина, указавшего им на старую овчарню, предназначенную для их размещения.

— Эй, Медведь, — заметил Лизентрайль, — не то чтоб мы изнеженные принцессы с чувствительными носиками, но здесь воняет хуже, чем в сточной канаве — а уж к ней-то нам не привыкать. Здесь же вообще невозможно дышать. Воздуха не хватает. Да и во весь рост не встать — что нам, на карачках ползать, как собакам?

— А ты сиди, — примирительно ответил Сиуил, — так и устанешь меньше.

Стараясь как можно реже бывать в овчарне, солдаты все свое время проводили на центральной площади, сидя в пыли на корточках возле стены. Посреди площади располагался старый колодец, а прямо перед ними — здание Управления, самое высокое в южных землях, двухэтажное, украшенное по периметру колоннами, поддерживавшими кривые арки. В верхнем этаже жил губернатор — выходец из Далигара, высоченный и на редкость худой, можно сказать, кожа да кости (и это непонятно почему — уж у него-то кур было вдоволь).

— У него желчь в крови, — предположил Тракрайл, признанный знаток врачевания. — У него, наверное, были глисты, и их не вылечили.

— У него желчь в душе, — предположил Лизентрайль, признанный знаток жизни. — Он родился кретином, и его мать слишком редко его лупила. Не то что моя — ей в этом равных не было.

Губернатор был странной, непонятной личностью: он постоянно хмурился, казалось, какое-то несчастье горбит его спину и кривит уголки рта под острым, словно куриный клюв, носом.

В нижнем этаже Управления размещался смехотворно крошечный отряд воинов в составе трех кавалеристов и четырех пехотинцев, там же были конюшня и зал судебных заседаний с прилагавшимися к нему палачом, виселицей, кандалами и скромной коллекцией щипцов и жаровен, достаточной, однако, для сельского гарнизона. Вокруг здания раскинулся роскошный розарий и ярко-зеленый, почти изумрудный газон, который резко выделялся на фоне остальной, поблекшей и запыленной, растительности. Газон поливали водой из колодца каждый день, без исключений, даже летом, когда солнце стояло в зените и воды оставалось так мало, что женщины не могли наполнить свои кувшины.

Осенние ливни наконец-то снова наполнили колодец, и в зарослях тростника и олеандра вновь зажурчала вода. Зелень окрестных лугов сравнялась с зеленью губернаторского газона, который перестал бросаться в глаза своим изумрудным оттенком, и, возможно, именно из-за этого худое лицо губернатора с его куриным клювом вытянулось и помрачнело еще больше.

Осень выдалась длинная и грязная. Наемники торчали на площади, с горечью вспоминая то время, когда они сражались с бандитами, и мечтая, чтобы их отправили против орков — все лучше, чем так непристойно бездействовать, чем убивать никому не нужное время, сидя в пыли, превращавшейся под осенним дождем в грязь.

Однажды, когда тусклое небо мерцало молочным светом, какой-то высокий старик, закутанный в темный плащ, приблизился к ним своей прыгающей походкой.

— Эй, Медведь, вот еще один, кто побывал в руках палача, — пробормотал Лизентрайль прерывающимся голосом, как всегда, когда речь заходила о пытках.

— Коль побывал, значит, заслужил, — с важным видом прокомментировал Сиуил. — Без причины никто к палачу не попадает.

Старик жался к стенам, оставаясь в тени. Внезапно нахальный луч солнца прорвался сквозь тучи и ярко осветил его. Старика мгновенно окружила толпа мальчишек. Их крики и стук камней, попадавших в стену, разорвали тишину этого сонного утра.

— Ишь как бесятся, — пробубнил себе под нос Лизентрайль так тихо, что только Ранкстрайл смог его услышать. — Наивные идиоты: стая диких собак вокруг раненой овцы.

Крики пацанов становились громче. Сиуил усмехнулся.

— Самое ужасное, что после палача ты меченый, — продолжал Лизентрайль, — все потом могут измываться над тобой… И в любой деревне, в любом месте всегда есть кто-нибудь, для кого поиздеваться на другим — чистый мед…

Ранкстрайл вспомнил о Свихнувшемся Писаре и кивнул. Один жест — и свора мальчишек разбежалась, как собаки перед волком. Ранкстрайл и пришелец встретились взглядами, потом старик скрылся в тени.

Через несколько дней, после долгого моросящего дождика, который смыл всех мальчишек с улиц, старик вернулся. В этот раз он осмелился заговорить с Ранкстрайлом: он представился как заимодавец Наикли.

— Заимодавец? То есть ростовщик? Так вот почему вас ненавидят! Жаль, что я остановил тех пацанов. Очень жаль. Но ничего, больше их никто не остановит, и рано или поздно они закончат свою работу.

Старик сглотнул, тяжело задышал, но взял себя в руки и спросил позволения предложить ему и его солдатам достойную работу, за которую он бы хорошо заплатил. Даже не подняв на старика глаз, Ранкстрайл ответил, что, пока он может этого избежать, он не собирается даже разговаривать с ростовщиками, и предупредил, что считает до девяти, чтобы дать тому время убраться восвояси.

— Но это достойная работа, — настаивал старик.

Ранкстрайл не ответил. Он лишь поднял голову и с презрением посмотрел на старика. Тот повернулся было спиной, но остановился в сомнении.

— Если вы передумаете, вон мой дом, — добавил он, указывая сквозь дождь на строение, стоявшее в стороне от других, с решетками на окнах и с садом, полностью заросшим колючим диким фикусом.

Ранкстрайл даже не повернулся в ту сторону. Старик ушел.

С наступлением зимы небо потемнело, каштаны закончились. Кошки уже давно исчезли, и начали пропадать куры.

Светлым солнечным утром, когда ветер подметал холмы, придавая четкость их контурам на фоне синего неба, на площадь явились воины местного гарнизона — три кавалериста и четыре пехотинца — в сопровождении какого-то крестьянина и палача в капюшоне. Палач был без топора, но со всей отведенной сельскому гарнизону коллекцией щипцов, подвешенных на крюках к кожаному поясу.

Ранкстрайл услышал подавленный стон, и ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это был Лизентрайль.

До сих пор они еще не подохли с голоду лишь потому, что Лизентрайль бродил по холмам, собирая все, что могло пойти в пищу, не исключая и ежей. Каштаны давно закончились. Крысы еще попадались, но их нелегко было поймать. Видно, среди кустов и камней заблудилась и пара кур. Ранкстрайл знал, что так все и было: ему попались на глаза перья и жареные крылышки. Знал он также, что, хотя куры были поделены на многих, если не на всех, к ответу будет призван лишь тот, кто их украл. Один из хозяев кур донес на наемников — тот, что сопровождал воинов.