Я превращаюсь в дождь - Эльвира Смелик Страница 3

– Леш, – обратилась Лара к Томилину, – ты меня дождешься после уроков? Софочка мне каких-то книг наволокла для исследовательской работы. – Она закатила глаза к потолку, развела руками. – Словно я сама в инете найти не смогу.

И уставилась на Леху с надеждой, с ожиданием. Но ответить он не успел – Егор вмешался.

– Лара, – изрек назидательно, сделав умное лицо, – о тебе беспокоятся, а ты недовольна. Инет – это большая помойка. А тебе предлагают проверенные временем источники информации.

– Ага, – легко согласилась девушка, – заодно и мышцы подкачаю, пока волоку.

– Ну да. – Егор сделал еще более умное лицо, хотя, казалось бы, куда уж больше. – Область применения книг безгранична.

– Ой, Воронов, согласна. Вот одно из применений.

Лара схватила лежащий возле ее локтя учебник и легонько хлопнула им Егора по лбу. Он не обиделся и даже почти не обратил внимания, потому как в момент удара внутри у него что-то утробно загудело. Егор выудил из кармана мобильник, развернулся в проход. Молча слушал, прижимая телефон к уху, потом произнес:

– Понял все. Забегу часиков в шесть. Нормально?

Он оттолкнул Ларину ладонь, тянувшуюся к его мобильнику. Сама Лара даже со стула приподнялась, ехидно нашептывая:

– Воронов, Воронов, кто это? Поклонница, истосковавшаяся по большой и страстной любви?

Чтобы избавиться от ее навязчивого вмешательства, Егор встал с места, шагнул к стене, привалился плечом.

– Могу пораньше. В пять? В четыре? Ладно.

– О-о-о! – с деланным пониманием протянула Лара. – Совсем невтерпеж.

Егор убрал мобильник от уха, мельком глянул на Лару, а потом уставился в экран. Сосредоточенно чиркая по нему пальцем, снова заговорил негромко, с прежней нарочитой назидательностью, только уже холодно-безразличной:

– Ты неправильную тактику выбрала, Сосновская. Зря стараешься. Тут я – не вариант. Ко мне тебя Леха ревновать не будет.

– Очень надо! – фыркнула Лара. Хотела, чтобы получилось невозмутимо, но все-таки было заметно, что его слова ее задели. Потом повернулась к Томилину. – Лё-о-ош! – И эта туда же! – Ну ты же меня проводишь?

– Конечно, – не раздумывая, подтвердил Леха.

– Тогда жди у гардероба после уроков.

Лара улыбнулась довольно и сорвалась с места, подгоняемая звонком. Егор сунул в карман мобильник, вернулся за парту.

– Ну что, опять впрягся?

– А-а, – протянул Леха беззаботно. – А чего бы я ей сказал? Тащи сама?

И после уроков он честно ждал, как договорились, возле гардероба. Егор постоял вместе с ним, но, заметив выворачивающую из-за угла Лару, бросил короткое: «Ну, пока!» – и направился к выходу.

– Минут через пятнадцать, – загадочно бросил ему вслед Леха.

Но Егор только рукой махнул. То ли хотел сказать, что не забыл, то ли дал понять, что ему неинтересно. Лара особо в происходящее не вникала. Протянула Томилину пакет с книгами:

– Сейчас. Только переоденусь.

А пакет не такой уж и тяжелый оказался. Похоже, что и книжка-то всего одна – можно было спокойно в сумку засунуть. Опять Лара поводы ищет? Но все равно идти в одну сторону, к одному дому. Так какая разница? Леха даже в подъезд с ней вошел, поднялся на нужный этаж.

Лара открыла дверь:

– Заходи.

А в глазах опять вопрос и ожидание.

Томилин кивнул, но как-то вдруг замялся на пороге. Только хотел переступить – у него заголосил мобильник. Леха быстро поставил пакет на пол в прихожей, специально наклонился вперед, поднес к уху телефон.

– Ага, уже иду. – Леха отодвинул мобильник в сторону, чтобы не говорить в микрофон, а сообщить исключительно Ларе, с выражением раскаяния на лице: – Извини, бежать надо.

И сразу развернулся, не дожидаясь ответа и не прощаясь, заскакал вниз по лестнице, опять прижав телефон к уху, но ничего не говоря. И, только услышав, как хлопнула дверь квартиры, сказал собеседнику:

– Мог бы секунд на двадцать пораньше… Да не. Не успела. – Хохотнул беспечно. – Ладно. Потом сочтемся.

День получился не осенний, а по-настоящему летний. Безветренный, сияющий голубизной безоблачного неба, даже жаркий. Будто солнце спохватилось и решило избавиться от излишков сэкономленного за лето тепла. Но в кабинете химии всегда царила прохлада. Размера он был внушительного, окна выходили на север, а парты больше напоминали лабораторные столы, покрытые огнеупорным пластиком. Он тоже холодил. Особенно зимой, в морозы.

Урок, как обычно, начался с опроса. Химичка Евгения Александровна обвела задумчивым взглядом класс, посмотрела в окно. Наверное, сомневалась, стоит ли соблюдать традиции. Может, вообще забить на предмет и просто поболтать о жизни? Но нет, решила следовать установленному распорядку.

– Про теорию Бутлерова нам расскажет… – Евгения Александровна не стала заглядывать в журнал, выбрала сидящую прямо перед ней на первой парте девушку. – Ковалева.

Та распрямилась стремительно и резко, словно только и ждала, когда ее вызовут, сделала несколько шагов вперед, открыла рот, но химичка ее остановила.

– А пока Ковалева рассказывает, кто-нибудь выполнит задание на доске. И это будет… – Учительница пробежала глазами по столбику фамилий в журнале сначала сверху вниз, потом снизу вверх. – Воронов.

Егор поднялся, неторопливо двинулся по проходу.

– И пожалуй, еще… – Очередная пауза, замерший класс, взгляд, повторяющий прежний маршрут по списку – сначала вниз страницы, потом вверх. – Ерганова. Олеся, ты слышишь?

Она слышала. Просто не вскакивала моментально, как остальные, словно все еще надеялась, что произошла ошибка или что учитель передумает выдергивать ее с места, оставит в покое. Тогда она и дальше сможет сидеть тихонько, спрятавшись от постороннего внимания, а не будет торчать у доски под прицелом чужих взглядов. Но Евгения Александровна не передумала, и Олесе пришлось вставать, идти.

– Воронов – задание номер восемь, Ерганова – номер десять, – распределила химичка, потом повернулась к отвечающей: – Слушаем тебя, Ковалева.

Ковалева старательно бубнила, а Егор увлеченно чертил формулы изомеров. Было в этом рисовании мелом, невзирая на урок и грозящую оценку, что-то беззаботное, наивно-радостное, из детства. Так и тянуло под конец изобразить дурацкую рожу и приписать: «Томилин – …»

Егор усмехнулся, глянул на другую половину доски.

Там почти пусто. Олеся стоит, уперев мел в темно-зеленую поверхность, и не шевелится, словно окаменела.