Этот Вильям! - Ричмал Кромптон Страница 4

— Этель, дорогая, — прервала его миссис Браун, — пойди узнай, что ему нужно и постарайся от него поскорее отделаться.

Этель вошла в библиотеку, плотно закрыв за собою дверь, чтобы не было слышно громогласных замечаний отца.

Мистер Морган встал, когда появилась Этель. Она заметила некоторую бледность его лица и что он как-то осунулся.

— Э… добрый вечер, мисс Браун.

— Добрый вечер, мистер Морган.

Они молчали, оба ожидая каких-то объяснений. Молчание затянулось. Мистер Морган выглядел совершенно несчастным и смущенно переминался с ноги на ногу. Он кашлянул. Этель посмотрела на часы. Потом:

— На улице дождь, мистер Морган?

— Дождь? Э… нет. Дождя нет.

Молчание.

— Думаю, будет дождь.

— Да, конечно. Э… нет, не похоже.

— Наши дороги становятся ужасными, когда идет дождь.

— Да.

Мистер Морган поднял руку, как бы пытаясь ослабить свой воротничок.

— Почти непроходимыми.

— Да… совсем.

Опять молчание.

В столовой негодование мистера Брауна возрастало.

— Так что же, теперь из-за этого юнца мы весь вечер прождем обеда? Четверть восьмого! Вы знаете, что я не выношу, когда мешают трапезе. Выходит, мое пищеварение должно страдать только потому, что какой-то болван предпочитает наносить визиты в семь часов?

— Тогда мы должны пригласить его к столу, — не зная, как ей быть, сказала миссис Браун. — Право, мы должны.

— Мы не должны, — сказал мистер Браун. — Могу я хоть один день отдохнуть от службы и не быть обязанным с головной болью развлекать всех молодых ослов в округе?

Зазвонил телефон. Мистер Браун обхватил голову руками.

— О…

— Я подойду, дорогой, — поспешно сказала миссис Браун.

Вернулась она обеспокоенная.

— Это миссис Клайв. Она сказала, что Джоан сильно тошнило из-за каких-то ужасных конфет, которые дал ей Вильям. И еще она сказала, что очень огорчена состоянием Вильяма и надеется, что скоро ему станет лучше. Я не совсем поняла, но, похоже, Вильям сказал им, что ему пришлось показаться доктору по поводу легких и что доктор нашел их очень слабыми и велел быть осторожным.

Мистер Браун поднялся и посмотрел на нее.

— Но с какой стати? — медленно произнес он.

— Я не знаю, дорогой, — беспомощно сказала миссис Браун. — Я ничего не знаю.

— Он ненормальный, — убежденно сказал мистер Браун. — Объяснение только одно. Ненормальный.

Они услышали, как открылась и закрылась парадная дверь, и затем появилась Этель. Щеки у нее были пунцовые.

— Ушел, — сказала она. — Мама, это ужасно! Представляешь, к нему домой заявился Вильям и сообщил, что я хочу его видеть сегодня в семь вечера. Я почти не говорила с Вильямом сегодня, значит, не может быть и речи, чтобы он что-то не так понял. И он даже принес с собой какую-то замызганную розу и сказал, будто она от меня. Я просто не знала, куда деваться от стыда. Это было ужасно!

Миссис Браун села и беспомощно глядела на дочь.

Мистер Браун поднялся с видом человека, терпение которого иссякло.

— Где Вильям! — коротко сказал он.

— Не знаю, но вроде бы недавно я слышала его наверху.

Вильям был наверху. Последние двадцать минут он с зажженной свечой в одной руке и перочинным ножиком в другой соскабливал краску на двери своей спальни. Сомнений не было. Экспериментальным путем он доказал, что именно так можно удалять старую краску. К тому моменту, когда мистер Браун поднялся наверх, Вильям полностью соскоблил краску с одной филенки.

* * *

Часом позже Вильям с видом явного и упорного неповиновения сидел на заднем дворе на перевернутом ящике, посасывая самую последнюю и самую грязную из конфет «Крыжовник» и предаваясь невеселым размышлениям о прожитом дне. Удачным его назвать было нельзя. Щедрость по отношению к соседской девочке была истолкована как попытка ее отравить; желание помочь единственной сестре в решении любовной проблемы было неправильно понято; наконец, из-за того (помимо всего прочего), что он открыл замечательный научный метод удаления старой краски, на него набросился разъяренный отец. И тут Вильям подумал — уж не пьян ли был отец? Подернутыми грустной дымкой глазами он увидел себя сыном алкоголика, он представил, как отец рыдает над ним в больнице и умоляет о прощении. Даже странно, что он сейчас не на больничной койке. Вильям сгорбился, он был теперь воплощением скорби.

А в доме отец, полулежа в кресле, вел с женой разговор о сыне. Одна рука его покоилась на лбу, другой он размашисто жестикулировал.

— Он ненормальный, — говорил мистер Браун, — абсолютно невменяемый. Надо сводить его к врачу, пусть проверят его мозги. Ну посмотри, что он сегодня навытворял. Начнем с того, что сшиб меня с ног, прямо в рододендровый куст, и заметь, ни с того ни с сего. Потом вознамерился отравить соседскую девчушку гадостью, которую я забросил в кусты. Потом он морочит людям голову, объявив себя чахоточным. Похож он на чахоточного? Похож? Потом приходит к посторонним молодым джентльменам со всякими бреднями и символами любви от Этель и приводит их в дом, как раз когда мы собираемся обедать. А потом бродит по дому, режет и поджигает двери. Есть во всем этом какой-либо здравый смысл? Так ведут себя сумасшедшие, надо проверить его мозги.

Миссис Браун отложила в сторону доштопанный носок.

— Конечно, все это выглядит очень странно, дорогой. Но всему может быть объяснение, о котором мы и не подозреваем. Мальчики бывают такими непредсказуемыми.

Она взглянула на часы и подошла к окну.

— Вильям! — позвала она. — Пора спать, дорогой.

Опечаленный Вильям поднялся и медленно пошел к дому.

— Спокойной ночи, мама, — сказал он; затем обратил скорбный укоряющий взгляд на отца.

— Спокойной ночи, папа, — сказал он. — Постарайся забыть о том, что ты сделал, я тебя прощ…

Тут он спохватился и почел за лучшее удалиться.

Отец Вильяма, не говоря ни слова, с непреклонным видом, аккуратно разместил лук и стрелу в глубине книжного шкафа, закрыл дверку и запер ее на ключ. Вильям угрюмо, с горькой укоризной следил за каждым его движением.

— Три окна и кошка миссис Клайв — и это только за одно утро, — начал мистер Браун.

— Я не хотел попасть в кошку, — сказал Вильям со всей искренностью. — Я не хотел, честно. Я никогда не дразню кошек. Они становятся какими-то бешеными, эти кошки. Она просто попалась под руку, я не успел сдержать стрелу. И я не хотел разбивать эти окна, я не метил в них. Я еще ни разу не попал, куда метил, — в его голосе прозвучало сожаление. — Я еще не научился. Надо тренироваться.