Двенадцать ночей - Эндрю Зерчер Страница 4

– Я вас не знаю, – обвиняюще проговорила она. Кэй подалась назад, напуганная угрозой в мамином голосе.

– Сожалею, но своей вины в этом не усматриваю, – отозвалась доктор Андреа Лессинг.

– Вы археолог?

Глаза Клэр Тойны рыскали по комнате еще стремительней. Слева от двери стояли книги, и она вгляделась в корешки, пытаясь разобрать названия. Свет был тусклый. Кэй почувствовала, что не очень твердо стоит на ногах, и сильнее уперлась в пол лестничной площадки.

– Я вижу здесь те же книги, что стояли у моего мужа, – сказала ее мама. – Вижу многие из тех же книг. Вы работаете над проектом «Фрагменты»?

– Миссис Д’Ос…

– Моя фамилия – Тойна.

– Миссис Тойна, ну право же, мне очень жаль, но у меня нет на все это времени. Да, работаю, но сейчас попрошу вас позволить мне закрыть дверь и отправиться домой к своей семье.

Доктор Андреа Лессинг напирала на дверь. Мамина нога заскользила назад по деревянному полу и уперлась пяткой в порожек от сквозняка. Ступня застряла. Возникла неловкая тишина, и привратники зашевелились, подались вперед, собираясь, похоже, вмешаться. Кэй набрала в грудь воздуху и протянула руку, чтобы тронуть мамино плечо или чувствительное место на локте. Хотела увести маму отсюда. И тут Элл резко выставила руку вперед и схватила Кэй за запястье; ее лицо было яростным, красным.

– Вы знаете про Вифинскую Невесту? – спросила мама самым ровным своим, серьезным, но и отчаянным каким-то тоном.

Кэй про нее знала, как знала коленом удар со всего размаха о большой камень позади дома. Таким же знанием, каким знала ступеньки лестницы к себе в спальню, уютный звук дверной защелки позади себя, спокойную, тихую высь своей постели на втором ярусе. И еще она знала, что доктор Андреа Лессинг, при всей своей видимой субтильности, давила на дверь с нечеловеческой силой: дверь внезапно захлопнулась, заставив маму переступить назад, на левую ногу, а Кэй и Элл – отпрянуть к холодной, с трещинами в штукатурке, стене лестничной клетки.

Клэр Тойна выглядела ошеломленной, ее дочери – не меньше. Привратники были явно удручены и испытывали неловкость. По какой-то непонятной, необъяснимой причине они симпатизировали Клэр, которую они, казалось им, откуда-то знали, хотя понятия не имели, кто такой Эдвард Д’Ос. Идя обратно через Двор Печати, они переговаривались об этом между собой вполголоса. Клэр Тойна, похоже, бросила попытки что-либо понять. Привратники придержали дверь калитки в воротах, чтобы девочки смогли покинуть Двор Дерева и выйти в Сорный переулок, где полчаса назад они с мамой рассеянно оставили машину. Осторожными пальцами привратники закрыли за ними калитку – мягко, как только возможно, стараясь, подумала Кэй, не создать впечатления, что их с мамой выставляют. Но ведь их выставили! Как только щелкнул замок, мама Кэй начала плакать. Она не отошла от ворот, не закрыла руками лицо. Просто опустила его. Кэй слышен был только шум вентиляции чуть дальше по переулку, где из кухонь колледжа выкачивался парной, с запахом жарки, воздух. Элл, когда Кэй легонько к ней притронулась, вздрогнула.

– Мам, – сказала Кэй.

– Да, Кэтрин, что?

– Мам, тот первый привратник – Рекс – в нем кое-что странное было.

– Что, Кэтрин?

Мама все еще плакала. Рыданий не было, но слезы теперь стекали быстро, тяжело.

– Ну, во-первых, когда мы шли к папиному кабинету – туда, где его кабинету положено быть, – и во дворе было совсем тихо, твои шаги по камням были очень хорошо слышны и ты оставляла следы на траве. И мы тоже. Я проверила.

Элл, пинавшая носком сапога булыжник, теперь перестала.

– Да, Кэй, конечно.

Клэр, нашарив в кармане старый бумажный носовой платок, старательно развернула и расправила его. Ее ответ прозвучал раздраженно. Кэй, дожидаясь его, взяла Элл за руку и сжала ее, но Элл выдернула ладонь и сердито посмотрела на сестру, словно предостерегая ее, требуя остановиться. Элл всегда говорила ей, что не надо докучать маме, не надо совать нос в чужие дела.

– А этот старый привратник – ты заметила, что он хромает? Что у него тяжелая походка? Но он не оставлял на траве следов, и что-то я совсем не слышала его шагов по булыжникам.

– Кэтрин.

Клэр Тойна сунула платок обратно в карман, достала оттуда ключи и отперла машину.

– Это меня меньше всего сейчас беспокоит. Происходит что-то ужасное, какое значение имеют следы на траве? Никакого.

Она выпрямилась и строгим, отвердевшим взором посмотрела на дочерей.

– Залезайте.

На заднем сиденье машины Элл, судя по лицу, опять пылала яростью. «Говорила же», – читалось в ее глазах.

Поэтому Кэй умолчала о другом, что было у нее на уме: о падении Элл, о странной доброте и ласковости привратника и о том, что́ она, показалось ей, увидела в папином кабинете в Сент-Никс – в комнате, которой полагалось быть его кабинетом, но которая была кабинетом доктора Андреа Лессинг. О том, что она успела заметить, когда маму с неимоверной силой выталкивала за дверь очень хрупкая женщина. Девочки сидели тихо, и машина медленно, почти неохотно двигалась по пустым темным улицам мимо тянущихся вверх зимних древесных хребтов – мимо каштанов, боярышника, дубов, буков и, главное, бесчисленных лип, чернеющих даже на фоне уличной темноты. И Кэй не спрашивала про Вифинскую Невесту, и дома они съели холодный ужин, который Клэр Тойна перед отъездом оставила на тарелках. И, видя слезы, которые иногда вытекали из маминых глаз и ползли по щекам, девочки вели себя как надо и ни разу не позволили себе подумать ни об украшенной, но не зажженной елке, ни о деревянном ящичке с рождественскими носками, которые они всегда в сочельник вешали над камином в ожидании подарков. И они ни разу не посмели открыть дверь в папин кабинет, боясь пустоты, которая, Кэй не сомневалась, там царит (она прикладывала ухо к деревянной крашеной двери): пустые полки, оголенный письменный стол, ровно ничего на полу, где всегда громоздились кипами бумаги. Девочки ни разу не проронили ни слова. Почистили зубы, переоделись для сна и выключили свет. И Кэй все время, ничего не говоря, держала правый глаз закрытым, Элл щипала себе пальцы, а Клэр Тойна время от времени стирала слезы с подбородка, чтобы не капали на блузку.

Но, забравшись в свою постель над постелью Элл, Кэй нащупала что-то на подушке. Карточку. Она точно знала, что ничего подобного тут не оставляла. Карточка была маленькая и жесткая, размером примерно с железнодорожный билет, какой ей покупала мама, когда они летом ездили из Кембриджа в Или на пикник. Кэй подняла карточку повыше. Вначале она не могла разобрать, что на ней написано, но в комнате у мамы, где та – необычно для себя – всхлипывала, горел свет, и полоска проникала сквозь неплотно закрытую дверь, поэтому вдруг, когда Кэй повернула карточку под удачным углом, серебристые буквы сделались видны. На карточке значилось: