Мальчик, который переплыл океан в кресле - Лара Уильямсон Страница 40

Возникает неловкая пауза, когда Перл молча меняет позу. Она разглаживает свою оборчатую юбку и закрывает подолом ноги.

Кошка уже поворачивается, чтобы уйти, но я напоминаю ей, что она собиралась кое-что спросить у папы.

– Ах да! – Нервная улыбка мелькает у нее на губах. – Я тут устраиваю небольшое торжество.

На глаза ей падает прядь волос, и Кошка затыкает ее за ухо. В ушах у нее сережки в форме крошечных ножниц.

– С вашей стороны было так мило позвать меня к себе на праздник, и я подумала, что надо бы вас всех отблагодарить. Ничего особенного, просто посиделки.

Папа смотрит на Перл, ожидая ее одобрения. Но лицо Перл остается абсолютно невозмутимым: ни нахмуренных бровей, ни улыбки – ничего!

– Хм… э… Ну я не знаю, – отвечает папа, поворачиваясь к Кошке. – Можно я сообщу о своем решении попозже?

Температура в комнате упала на несколько градусов. Я плотнее заворачиваюсь в куртку и дрожу. Может, папа забыл включить обогреватель?

Билли, почуяв неладное, тут же встревает в разговор:

– А Перл можно тоже прийти?

– Спасибо, Билли, – отвечает Перл и принимается ворковать над ним. На вечеринке, правда, она вела себя с Билли совершенно иначе. А теперь прямо не может от него оторваться, ни дать ни взять муха на куче навоза. – Что-то меня совсем не приглашают на все эти веселые вечеринки. Видимо, я не так популярна, как думала.

Щеки Кошки напоминают красные яблоки. Она говорит, что, разумеется, Перл может прийти. А ей самой лучше пойти и заняться своими инструментами: надо почистить все расчески и ножницы.

– И еще раз спасибо, Бекет. – Она пихает мятую купюру мне в ладонь. – Надо будет повторить нашу вылазку когда-нибудь.

– Странно, как она вообще стала парикмахером, – бормочет Перл, когда Кошка с папой удаляются по коридору. – С таким-то гнездом на голове. Она что, в бурю попала по дороге?

Я думаю о том, как мы провели вечер. Какая разница, как выглядят Кошкины собственные волосы, если она провела вечер, заботясь о чужих? И когда она опустила окно в машине, ей было наплевать на прическу – она хотела, чтобы я увидел океан.

Когда папа возвращается, я уже не так уверен, что хочу, чтобы Перл оставалась с нами. Совсем не так, как когда отправлял эсэмэску. Предполагалось, что это станет для всех приятным сюрпризом. Но Перл, кажется, злится, хотя и не признается в этом. Она перебирает нитку бус, похожих на леденцы, и говорит:

– Разве это не очаровательно? И раз уж мы так отлично ладим, то, может, заглянешь на мою выставку портретов ню, Стивен?

– Ладно, – отвечает папа. – Загляну как-нибудь.

Перл опускает голову папе на плечо и говорит, как будет весело. Она чмокает его в щеку – ну точь-в-точь как курица клюет зерно. Папа сияет – он уверен, что ему понравится. Он ведь ни разу не был на настоящей выставке.

– Ты был слишком занят своей рыбой, – усмехается Перл. – Но раз ты написал мне и умолял вернуться, то я готова дать нам шанс.

Папа выглядит озадаченным; брови его ползут наверх, как две гусеницы в стеклянном лифте.

– Итак, – продолжает Перл. – С завтрашнего дня мы начнем все сначала. Оставим прошлое в прошлом. Больше ни слова о Кошке и Камий.

Папа молчит и смотрит на Билли; тот кивает. Он переводит взгляд на меня, и я не знаю, что делать, то ли кивать, то ли мотать головой. Через секунду папа соглашается с Перл, а потом добавляет, что время идет к ужину и можно заказать пиццу. Он выбирает с ананасами и пепперони, и, когда ее доставляют, мы все едим, сидя перед телевизором. Совсем как раньше.

Перл вытирает уголок рта бумажной салфеткой. На белом остается след от красной помады.

– Ты ведь сам знаешь, что не справляешься без меня, Стивен. Только посмотри на себя… живешь тут в этой ужасной мрачной квартире с искусственными цветами…

Лилии никакие не ужасные, хочу сказать я, но молчу. Внезапно меня накрывает волной печали: наверно, мне не захочется поговорить с Перл о маме, как я только что поговорил с Кошкой.

– А еще эта ужасная женщина со скрипучим голосом, живущая по соседству.

– Кошка, – на этот раз я все-таки поправляю Перл, дожевывая корочку от пиццы. – И она не ужасная.

Я не могу промолчать, нет, только не после вечера, проведенного с Кошкой. Не после того, как она выслушала мой рассказ о маме.

– Как я и сказала, – говорит Перл, не обращая на меня внимания, – эта ужасная женщина со скрипучим голосом по соседству.

Надо перебраться от нее подальше. И как можно скорее.

Она злобно смотрит на папу, словно говоря: ну что, поспорь со мной. Но папа молчит, хотя знает, что голос у Кошки никакой не скрипучий. Она разговаривает очень мягко, и я вроде не слышал от нее ничего ужасного. Я думаю о том, как Кошка вела себя сегодня: стригла всех этих стариков, шутила с ними, они весело смеялись… И о том, как она вела себя со мной. Мне стало лучше после разговора с ней.

Перл продолжает:

– Я могу рисовать обнаженную натуру где угодно. Возможно, нам лучше переехать в город, поближе к культурной жизни. Ты сможешь получить работу в офисе вместо этой ужасной возни с рыбой. Да, персичек?

Она надувает губки так очаровательно, как у нее только получается.

Но работа в офисе совсем не для папы. Он любит рыбу. Он может пересказать вам всю энциклопедию рыб от адриатического лосося до язя.

Перл улыбается и тянется за последним куском пиццы одновременно с Билли. Я жду, что она поделится с ним, но вместо этого Перл вгрызается в кусок и тут же швыряет его обратно в коробку. Говорит, что уже наелась и зря его взяла.

Потом она высвобождается из объятий Билли и поднимается с дивана:

– Итак, завтра в четыре в Зале собраний в церкви Святого Варфоломея. Обычно по понедельникам я в Тауэр-Пойнт, но не завтра.

– Ладно, – тихо отвечает папа. – А потом мы сможем все подробно обсудить. Мне кажется, нам надо поговорить. Нас ждут перемены.

Перл не отвечает, но ее глаза устремлены на папу. Если бы можно было просверлить человека взглядом, то в папе уже была бы дыра. Да и не только в нем, стена за его спиной, улица, город и весь мир тоже бы пострадали.

– Я покажу тебе, – говорит наконец Перл, – что без меня ты ни на что не годен. – Она мечтательно улыбается. – Сколько мужчин отдали бы многое, лишь бы оказаться на твоем месте.

Да уж, думаю я. Вспомнить хотя бы Голого Мужика.

– И подумай о Билли. Ему нужна мать, и я, видимо, единственная, кто может выступать в этой роли. – Перл щелкает языком и кивает. – Ох, если бы роды не убили его родную мать, все сложилось бы совсем иначе.

В глазах у папы взрываются миллионы крошечных фейерверков.

– Ой, прости, – быстро извиняется Перл. – Я не имела этого в виду. Забудь. Прости, Билли, у меня вырвалось… Я совсем глупая. Пожалуйста, прости меня. Ты совсем ни при чем, совсем. Я просто думала вслух.