Мальчик, который переплыл океан в кресле - Лара Уильямсон Страница 7

Билли не пошевелился. Поэтому я что есть мочи завопил: «БЕЖИМ!» Билли все еще сидел, но я все равно рванул брата за руку и потащил его за собой. Балаклава сползла у него с головы и выдала его с этой самой головой. Билли потом сказал, что это неважно: он успел скорчить рожу, а значит, опознать его не удастся.

Женщина закричала: «Оставьте у входа ключи. Не хочу в следующий раз увидеть ваши головы в бачке унитаза!» Я думал, такое только с крысами бывает. Сказать этого я не успел: был слишком занят побегом, как овца, убегающая от овчарки.

Я подкинул ключ в воздух; он описал дугу крошечной серебристой радугой и упал на пол с тихим звоном, как разбившееся сердце.

Мы бежали по дороге, и Билли пропыхтел:

– Когда мы найдем Перл, я спрошу ее.

– О чем? – пропыхтел я в ответ.

– О том, почему рано или поздно все нас бросают. – Билли снова натягивает балаклаву, и разговор на этом окончен.

Конец моих заметок о первой секретной миссии агентства «ШПИОН» в доме 22, проезд Кавальер, Ханидаун-хиллз.

Сомнений нет: первое тайное расследование с треском провалилось. Билли сказал, это потому, что Перл, видимо, сбежала с цирком «Умник Билли». Я сказал, что он, по-моему, что-то напутал с названием. Нет, ответил Билли, он сам придумал название цирка в честь одного из своих хороших знакомых. И цирк точно-точно называется «Умник Билли». Что-то я не уверен, что брат знает хоть одного умного человека по имени Билли, но лучше оставить свое мнение при себе. Вместо этого я говорю Билли, что Перл ну никак не может быть цирковой артисткой, а он говорит, что может: он однажды слышал, как она говорила, что ходит по натянутому канату. Я сказал, что это просто такая фигура речи, но Билли меня не слушал: он был занят тем, что извлекал из коробки своих плюшевых зверей, представляя, что они выступают в цирке «Умник Билли». Он сделал из гиппопотама воздушного гимнаста, а из пластикового динозавра – клоуна. Честно говоря, если бы мне пришлось встретиться лицом к лицу с динозавром, мне вряд ли было бы так уж смешно.

Знаете что? Возможно, первая наша попытка найти Перл провалилась, но мы будем продолжать пытаться. Потому что без Перл Билли сам на себя не похож. Вчера, перед тем как лечь спать, братишка нарисовал Перл и обвел рисунок сердечком. Он спросил меня, любит ли она его по-прежнему. Я уверил его, что любит и этого ничто не изменит. И не страшно, что нам не удалось Перл найти сразу, потому что мы будем пытаться снова. И еще у меня обязательно получится попрощаться с мамой. Это непрощание занозой застряло у меня под кожей. Иногда я его не замечаю, но потом чувствую его присутствие и понимаю: мне надо что-то с ним сделать или оно останется со мной навсегда.

Я сижу в мамином любимом кресле. Тут тепло, удобно и безопасно. Я составляю ПРОЩАЛЬНЫЙ СПИСОК. В нем будут перечислены способы попрощаться с мамой, и все они будут особенные. Я решил, что напишу десять пунктов и испробую каждый из них. Когда найду правильный, то сразу пойму, что это именно то, что мне нужно: у меня в животе появится такое ощущение, словно я напился шипучки.

Прощальный список

1. Написать стихотворение с названием «Прощай».

2. Написать это слово бенгальскими огнями.

3. Создать маленький алтарь.

4. Нарисовать рисунок.

5. Выпустить шарик в небо.

6. Назвать звезду.

7. Придумать дизайн татуировки.

8. Посадить семечко.

9. Просто сказать «прощай».

10. Не могу придумать десятый пункт, поэтому и писать ничего не буду, пока не придумаю.

Оставшуюся часть каникул я пытаюсь выполнить пункты из списка. Для начала я беру номер третий и строю маме маленький алтарь из кубиков Билли. Правда, к тому времени, как я возвращаюсь из туалета, Билли его уже разобрал. Он говорит, что не разрешал мне играть с его игрушками. Я отвечаю, что я и не играл, и Билли добавляет, что тут нечего стесняться, папа же не стесняется, что играет с радиоуправляемым вертолетом, который держит под кроватью. Я больше и не пытаюсь построить алтарь маме: пластиковых кубиков для этого явно недостаточно. Нет, это не тот способ, которым я хочу попрощаться с мамой.

Дальше я пытаюсь написать стихотворение.

Нет, это тоже как-то неправильно – мне становится еще грустнее. Так грустно, что папа приходит в комнату и говорит, что хватит мне уже хандрить. А я возражаю, что мне нравится хандрить. Папа говорит, вот стану подростком – тогда смогу хандрить столько, сколько захочу.

– Пап? – Голос у меня такой писклявый, что расслышать его могут только собаки. – Пап, а можно мне купить бенгальские огни?

Привет, второй пункт из списка! И тут же прощай, потому что папа отвечает:

– Помни не зря пятый день ноября и заговор пороховой. Сейчас не ноябрь, поэтому я тебе откажу, дорогой. – Потом он, запищав еще тоньше меня, продолжает: – Бекет! Присядь-ка. Мне нужно кое-что тебе сказать.

Что-то мне кажется, что от его новостей я буду не в восторге.

И я прав.

– Я знаю, что это будет некоторым шоком для тебя. Но каникулы почти закончились, и мы переехали в эту квартиру, и вот я договорился, что вы оба будете ходить в новую школу. Она называется «Школа Кровоточащего Сердца Господня», и до нее гораздо ближе, чем до старой. Теперь вы сможете вместе с братом сами ходить домой.

Папа пытается взять меня за руку, но я отдергиваю ладонь.

Некоторый шок? Нет уж, некоторый шок – это когда хватаешься за дверную ручку и тебя немножко дергает током. А это – просто огромный шок! Меня чуть с ног не сбивает, и волосы у меня того и гляди встанут дыбом, как если потереть голову воздушным шаром. Так или иначе, челюсть моя лежит на полу, а рядом с ней хлопнулись все внутренности. Придя в себя, я сообщаю папе, что не пойду ни в какую новую школу. Мне что, новой квартиры недостаточно?

Голос папы мягок, как растопленное масло:

– Пойдешь.

А потом он добавляет: все говорят, что там очень здорово. Кто эти все? – спрашиваю я его. Папа отвечает, что это директор школы. К этому моменту я настолько зол, что мне приходится измерить собственный пульс.

– Вот, папа! – вою я. – От стресса пульс у меня просто зашкаливает!

Папа утверждает, что у меня бычье сердце, а я говорю, что это неправда. У меня сердце десятилетнего человека, которое вот-вот разорвется на миллион кусочков.

– А как насчет моих одноклассников из старой школы? – всхлипываю я. – Я их вообще когда-нибудь увижу теперь?

Папа уверяет, что я заведу новых друзей.