На стороне подростка - Франсуаза Дольто Страница 11

Первым, кто открыл этот ряд, был «Симплициссимус» Гриммельсхаузена, опубликованный в 1668 году. Классическим образцом этого жанра становится в 1796 году роман «Годы учения Вильгельма Мейстера» Гете. В нем впервые писатель проводит широкое исследование на эту тему и наблюдает за признаками внутренних перемен в человеческом существе после наступления половой зрелости.

В романах о начале жизни, которые предшествовали этим произведениям, употребляется ли термин «подросток»?

Рыцарский роман выводит на сцену героя-пажа, оруженосца, а в средневековых хрониках упоминаются ученики, студенты. Жиля Блаза из Сантильяны называют ребенком [11].

Филипп Арьес убедительно доказывает, что до конца XVIII века студентов относили к классу детей. Молодого человека могли называть «дитя» до двадцати пяти лет и даже до тридцати. При дворе принцы оставались инфантами до тех пор, пока им не приходил черед сесть на трон. В деревне юношу считали ребенком до восемнадцати лет. В наши дни тоже еще существуют некоторые устоявшиеся привычки в медицинском мире. В главной детской больнице принимают и… пятнадцатилетних больных.

При Старом порядке [12] четырнадцатилетняя девочка рассматривалась уже не как подросток, а как юная взрослая женщина, которая может быть выбрана для воспроизведения потомства. Но если суженые назначались друг другу очень рано (могли быть помолвлены с семи лет), то сексуальное общение между детьми не возбранялось.

Не надо забывать и XVII век, Фенелона с его «Телемахом». Приключения этого юноши, прошедшего посвящение у своего наставника, можно рассматривать как прообраз воспитательного романа.

У подростков воспитательного романа дружба стоит на первом месте. Она предшествует любви к женщине. Дружба с себе подобным, нечто вроде страстной привязанности, платонической, однако двусмысленной.

Любовь остается детским, неизменяющимся чувством. Сексуальность подростка колеблется между гомосексуализмом и гетеросексуальностью. Монтерлан в «Утренней смене» говорит о Гермесе как о «боге отрочества, который также и бог сумерек». Монтерлан, Жид и Грин ввели в литературу гомосексуальные мотивы; интересно было бы выяснить, не переживали ли они подсознательную тоску по неокончившемуся отрочеству. В гомосексуалисте есть что-то вечно юное – это абсолютная любовь и нетерпимость к предательству. Это одинаково верно и для мужчин-гомосексуалистов, и для женщин-лесбиянок. Что вовсе не означает, будто все гетеросексуалы спокойно переносят, когда предают их чувства, но они приходят к взаимному соглашению, потому что для них есть нечто более важное – их общее творение. Творение, ставшее возможным благодаря встрече двух различных существ, пусть даже они в конце концов предадут друг друга. А гомосексуалист, если он натура артистическая, творит нечто символическое. В этом спасение для писателей, художников, музыкантов. Они творят плод художественный. Чувственности как плода любви творящей пары недостаточно, чтобы пара держалась. Пара – это прежде всего социальная группа. Общество же, признав развод, внесло смущение в эту форму отношений родственной ответственности и несколько скомпрометировало формирование гражданской ответственности. К девяти годам родители делают из ребенка человека, но еще не гражданина, до этого еще далеко. Когда ребенку исполняется семь, супругам уже стоит труда решать свои разногласия с помощью влюбленных взглядов, как это было раньше. Родители все более отдаляются друг от друга. Если нет других детей, это их творение больше не служит фактором, удерживающим их друг возле друга. Возможно, они еще сами не до конца вышли из отрочества, оно все еще с ними, когда их старшему исполняется семь и он заявляет свое право на новое отрочество.

Было бы неправомерно изучать какой-либо возрастной срез изолированно, вне связи с теми людьми, с которыми постоянно живет объект изучения. И естественно, что дети, достигая возраста, когда они начинают отдаляться от родителей, сами воздействуют на окружающих, перенося на них тот психологический опыт, который в их возрасте пережили их родители. Родители, со своей стороны, тоже освобождаются от необходимости думать об отношениях с детьми. С того момента, когда ребенок больше не принимает своих родителей за абсолют, сами родители тоже освобождаются от обязанности быть абсолютом для своего ребенка, они снова как бы оказываются в отрочестве и становятся чем-то вроде моделей для своих детей, которые разрушили первоначальные отношения с папой-мамой и готовятся покинуть семью. И взрослые в этот момент вправе показать им, что они тоже живут не только семейными интересами, не замыкаются только на вопросах семьи. Наверно, в силу именно этих причин взрослые с такой опаской относятся к подросткам и проявляют к ним такую жестокость. Теперь, когда подростки не могут зарабатывать деньги, чтобы приносить их родителям, предоставляющим им кров и стол и понимающим или нет своих детей, они вынуждены продолжать жить с родителями в одном доме, и тут взрослые испытывают вторичное воздействие. В прежние времена, когда закон разрешал подросткам работать, если согласия с родителями не было, подростки могли от них уйти. Как ни мало могли подростки отвечать за себя, они ни для кого не были обузой. А сейчас защищаемые законом подростки не могут себя даже хоть как-то обеспечить. Отсюда угнетенность и растерянность, которые наносят вред психике подростка и подрывают равновесие в доме. Даже если родители ни за что на свете этого не хотят. К несчастью, очень часто в наше время взрослые указывают подросткам только на материальные ценности, получаемые в результате труда, не предлагая никаких идеалов, которые призывают к этому труду, и потому молодые так безоружны и незащищены.

Сейчас защищаемые законом подростки не могут себя хоть как-то обеспечить. Отсюда угнетенность и растерянность, которые наносят вред психике подростка и подрывают равновесие в доме.

Когда родители вновь впадают в отрочество, они кажутся хрупкими и беззащитными, и их ребенок-подросток впервые видит их таковыми. А уж этого-то он совсем от них и не ожидал. Он предпочел бы видеть своих родителей удовлетворенными своей сексуальной жизнью, имеющими общественный вес, людьми, которые знают, для чего живут. Ему хочется, чтобы родители не занимались им слишком много, а были бы лишь расположены его выслушать, когда у него появится желание поговорить с ними. Важно, чтобы отец и мать хорошо делали свое дело, пусть даже подросток и говорит с улыбкой или доброжелательной снисходительностью: «Папаша у меня такой, прямо убивается на работе» или «Делать они ничего не делают, но вид у них такой, будто им и так хорошо в своей шкуре».

Сильнее всего заставляет подростка страдать такое положение вещей в семье, когда родители живут как их дети, да еще и соперничают с ними в этом. Это мир, вывернутый наизнанку. У нынешних мужчин подружки возраста собственных детей, а нынешним женщинам хочется нравиться приятелям своих сыновей, потому что они так и не вышли из отрочества. Они оказываются в ловушке у самих себя, отождествляя себя со своими детьми.