Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию - Анна Винер Страница 13

Технический директор был чуть за тридцать, с небрежной щетиной и красивыми, широко посаженными глазами. От него часто пахло ментолом. Если другие инженеры жили в кондоминиумах в Марине или отремонтированных викторианских квартирах у парка Долорес, он – в криминальном Тендерлойне, средоточии однокомнатных нор и уличной наркоторговли, – причем специально, как однажды с восторженным придыханием обронил Ноа. На работу он каждый день проскальзывал в наушниках, держа в руке бумажный стаканчик кофе и устремляя взгляд куда-то в сторону. Почти всегда ходил в футболке с логотипом компании и темно-синей толстовке без бренда.

В псевдофранцузском кафе в финансовом районе мы заказали салаты и сели за шаткий уличный столик, глядя на полуденный поток мужчин с портфелями и женщин в коротких прямого покроя платьях. В своих неброских тканях и лоферах под аллигатора они выглядели куда старше, чем мы. Они выглядели пришельцами из другой эпохи, вроде девяностых. Мне стало интересно, что они думают о нас: два круглощеких растрепы в футболках и кроссовках поедают кусочки жареной курицы, словно несовершеннолетние правонарушители, укравшие кредитку. Рюкзак я с глаз долой убрала под стол.

Коллеги предупреждали меня, что технический директор непостижим и таинственен, но всего пару минут спустя я подумала, что его просто никто никогда ни о чем не расспрашивал. С удивлением я обнаружила, что у него мрачное саркастическое чувство юмора. Оказалось, у нас немало общего: запойное чтение, бессонница. Если я ночами вперялась в потолок и тяжко размышляла о смертности близких, он занимался программированием сторонних проектов. Иногда с полуночи до полудня играл в симулятор дальнобойщика. Это его успокаивало. С другими игроками он общался по цифровому радио. Я представила, как он шепчет в темноте.

Мысль о том, что он просыпается в три утра, несется по виртуальной дороге, орудует рычагами в виртуальной кабине и выходит на связь с незнакомцами, заставила меня задуматься, как бы ему жилось в Бруклине, в окружении тех, кто способен оценить или поддержать его интерес к чему-то, кроме кодов. Я продолжала высокомерно цепляться за идею, что искусство может служить экзистенциальным лекарством. Что всем недостает знакомства с музыкой или литературой. Что занятия искусством в чем-то подлинней, удовлетворительней, чем программным обеспечением. Мне в голову не приходило, что его жизнь ему нравилась – и он вовсе не хотел, чтобы она хоть чем-то напоминала мою.

На обратном пути я рассказала ему о своих нью-йоркских подругах и о том, что они не понимают привлекательности работы в технической сфере. В лифте мы пошутили о создании способного их заинтересовать приложения – алгоритма, соединяющего литературу и рецепты коктейлей, подобранных под настроение, эпоху и тематику данной книги. Я вернулась к работе и думать забыла о нашем разговоре – до следующего дня, когда технический директор написал мне в чате компании, что создал такое приложение.

Каждый месяц для интересующихся данными стартап устраивал «счастливый час» с презентациями от менеджеров по продуктам и инженеров из компаний-клиентов, посвященных использованию аналитики для запуска A/Б-тестирования[11], или советам по ускорению роста, или отслеживанию пользовательских потоков. На издательские вечеринки я ходить любила: на них болтливый редакционный персонал умел быстро свернуть профессиональные разговоры, принимался сплетничать и ругаться, грызть черствые крендельки и пить слишком много дешевого вина – что неизменно наполняло атмосферу некой сексуальной энергетикой. На мероприятиях же технарей ни в Нью-Йорке, ни в Сан-Франциско я не бывала. В день моего первого «счастливого часа» больших данных мне было любопытно, кто добровольно придет провести вечер в чужом офисе и будет внимать спонсорской презентации о мобильной аналитике.

В помещении яблоку негде было упасть. Практически все участники молодые, в костюмах с эмблемами стартапов, толстовках с капюшоном, расстегнутых, чтобы показать футболки с такими же логотипами. Не мне было судить – мы сами облачились в футболки фирмы, преимущественно вынутые из подсобки и еще со складками от лежания на полках. Небольшая команда кейтереров в поте лица трудилась на кухне, расставляла тарелки с сыром и подливала в кулеры пиво и местное белое вино из бутылок. Для менеджера по решениям, мормона, приготовили блок из шести бутылок рутбира[12]. Это меня тронуло.

Мужчины бродили группами, как студенты первого семестра на неделе профориентации. Подходили к покрытым скатертью обеденным столам и накладывали на биоразлагаемые тарелки мясные закуски, фрукты, сыры, овощные салаты и прочие яства: ломтики ягнятины, баоцзы, фаршированные мелкими креветками блинчики. Ни специфической, ни вообще какой-либо сексуальной энергетики не ощущалось, все было прямолинейно и просто. Чего хотели участники, было ясно. Они хотели, чтобы их компании росли. Они хотели говорить о своих стартапах, и все светские беседы служили прелюдией к главному. Я тоже была причастна: гордилась своей работой, и кадры были нам очень нужны.

Нашу команду зажали в углу офиса, за сдвинутые столы с табличкой «ЗОНА РЕШЕНИЙ». Я стояла среди коллег и чувствовала себя сильной. Продукты нашего труда были нематериальными, потому встречи с клиентами казались удивительными – они подтверждали правильность нашего пути. Клиенты подходили, называли свои компании и просили помочь запустить аккаунт. Мы никогда не спрашивали у них корпоративные пропуска или другие личные документы для проверки. Никто из них ни разу не задал вопроса, почему мы так легко получали наборы их данных. В их компаниях также были отделы поддержки пользователей.

Презентация в тот вечер была на высшем уровне: непринужденная беседа у камелька двух венчурных капиталистов. Никакого огня в камельке на самом деле не было, но венчурные капиталисты потели, один так просто заливался потом. Даже из заднего ряда офис, казалось, сочился влагой. Я никогда еще не была в помещении с таким малым количеством женщин, большим – денег и смачно чавкающих мужчин. Шоу напоминало разговор двух банкоматов.

– Мне нужны большие данные о мужчинах, говорящих о больших данных, – прошептала я одному из игнорировавших меня инженеров.

После мероприятия мы все вместе отправились в бар за углом. Интерьер подвального бара был стилизован под нелегальное питейное заведение времен сухого закона: тяжелые бархатные драпировки, джаз-бэнд и бармены, величавшиеся миксологами. Изюминкой оформления псевдоподпольного бара, притулившегося на краю квартала безбумажных офисов, были газеты. Стены были оклеены словно пропитанными черным чаем газетами. В качестве декорации стояли пишущие машинки.

Мои коллеги казались сияющими, измученными, гордыми. Они фотографировали, толкались, соперничали друг с другом в борьбе за внимание гендиректора. Ненадолго, с бокалом какого-то напитка с мятой в руках, я оказалась рядом с ним.

– Мне хочется, чтобы в конечном итоге службу поддержки возглавили вы, – наклонившись, произнес гендиректор. – Нам нужно больше женщин на руководящих должностях.

Я купалась в его внимании. Уже допила напиток, дала льду растаять и тоже допила. Я и не думала говорить, что, если он хочет больше женщин на руководящих должностях, может, стоит начать нанимать больше женщин? Не сказала, что, даже найми мы больше женщин, женщинам в нашей корпоративной культуре будет не совсем уютно. Вместо этого я сказала ему, что сделаю все, что потребуется.

Конец ознакомительного фрагмента