Пожалейте читателя. Как писать хорошо - Курт Воннегут Страница 20

– Я больше ничего не умею!

Она с удовлетворенным видом откинулась на спинку стула и сразу же предложила мне прямо сейчас начать писать что-нибудь безумное, что-нибудь совершенно иное – просто начать писать что угодно. Я как в тумане побрела через гудящую бесчисленными голосами студенческую столовую, ощущая странную отделенность от себя самой, от всего и вся. Студенты вокруг меня спорили о Вьетнаме и стучали кофейными чашками. А я села за другой стол и написала одну строчку. Потом еще одну. Я впервые в жизни писала, исходя из собственного воображения, черпая текст из какого-то иного, чем прежде, пространства. Он не имел ничего общего с реальностью (по крайней мере мне так казалось) или с моей отчаянной потребностью поведать о своих травмах (по крайней мере мне так казалось).

Через две недели я представила на семинаре получившийся фантастический рассказ – и он всем очень понравился.

~

Много лет спустя в моем романе, где основной сюжет совсем другой, главная героиня вспоминает, как в юности влюбилась в молодого человека и навещала его в тюрьме (в романе он стал ее мужем, а потом она с ним развелась). Теперь эта история рассказана и с точки зрения девушки, и с точки зрения зрелой женщины, она пронизана воображением, и эти главы неплохо передают всё то, о чем я когда-то так страстно хотела сообщить [118].

~

Будьте милосердны к себе. Дайте себе свободное пространство. У вас впереди еще много лет. Не истязайте себя лишними ожиданиями. Двигайтесь непринужденно и легко. Ваш материал рано или поздно обретет нужный голос. Вы рано или поздно отыщете способ поведать о нем миру.

Послушайте: все эти годы Воннегут тоже пытался написать о Дрездене напрямую.

~

Письмо из редакции журнала The Atlantic Monthly:

29 августа 1949 г.

Дорогой м-р Воннегут,

…и ваше описание бомбардировки Дрездена [курсив мой. – С. М.], и ваша статья «Какую цену справедливо назначить за золотые яйца?» получили положительные отзывы, хотя ни тот ни другой текст не является достаточно увлекательным, чтобы мы могли принять его для напечатания…

~

‹…› Писатели не только, как правило, депрессивны: в среднем у них коэффициент интеллекта сравним с коэффициентом консультанта в парфюмерном отделе торгового центра. Наша сила в терпении. Мы обнаружили, что даже недалекий человек может сойти за… ну, почти умного, если будет записывать раз за разом одну и ту же мысль, немного улучшая ее с каждым повторением. Вроде как накачиваешь шарик велосипедным насосом – любой может это сделать. Просто нужно время [120].

~

Приведем еще раз эту цитату:

– ‹…› Мой муж говорит, что кто-то просто обязан быть неприспособленным; что кто-то просто должен испытывать чувство неловкости для того, чтобы задуматься над тем, куда зашло человечество, куда оно идет и почему оно идет туда [121].

Чего это стоило Курту Воннегуту – создать художественную прозу из событий, о которых он писал в том самом письме домой? Чтобы как следует поразмыслить над этим, перечитайте, пожалуйста, письмо (оно приведено в главе 1 книги). Не спеша. Оно очень емкое. Может быть, имеет смысл даже представить себя на месте одного из адресатов – кого-то из родных Курта. На дворе 1945-й. Последними новостями о К. (как его звали в семье) стало письмо его отца, Курта-старшего, возвращенное отправителю. Воннегут-старший написал его сыну за несколько месяцев до этого.

И вот вы обнаруживаете в почтовом ящике послание от К. Вы на седьмом небе от счастья! Он жив! Вы поспешно надрываете конверт. Вы мчитесь в дом, крича всем, кто внутри: «Пришло письмо от К.!», читаете послание вслух. А потом снова – уже про себя, осторожно, внимательно, впитывая все те события, о которых он рассказывает. Всё то, что с ним произошло.

~

В 1969 г. Воннегута спросили: «Как вы сегодня ощущаете успех, которого добилась “Бойня номер пять” после стольких тощих лет в вашей писательской карьере?» Он начал свой ответ так:

Ну, как бизнес-сюжет мне это интересно, однако мои книги никогда не прекращали издавать. Это просто первая, которая дослужилась до твердого переплета.

Затем он подходит ближе к истине:

Думаю, я извел тонны бумаги. Даже не знаю, какое огромное количество вариантов я написал ‹…›. Я написал даже два героических варианта.

Он ненадолго умолкает, а потом интересуется, помнит ли кто-нибудь сцену бомбежки в «Уловке 22», где главный герой, Йоссариан, старательно перебинтовав руку раненому летчику, расстегивает молнию на его куртке – и наружу вываливаются все кишки пилота [122].

Таков его ответ: чтобы написать этот роман, потребовалось вывалить наружу все свои внутренности.

Ужасно неохота рассказывать вам, чего мне стоила эта треклятая книжонка – сколько денег, времени, волнений. Когда я вернулся домой после Второй мировой войны, двадцать три года назад, я думал, что мне будет очень легко написать о разрушении Дрездена, потому что надо было только рассказывать все, что я видел. И еще я думал, что выйдет высокохудожественное произведение или во всяком случае оно даст мне много денег, потому что тема такая важная [123].

В одном из более ранних интервью он говорил:

Мне в общем-то казалось, что я обязательно должен написать про Дрезден, про бомбежки Дрездена, ведь это же было самое крупное массовое смертоубийство в истории Европы, а я – человек с европейскими корнями, к тому же я, писатель, присутствовал при этом. Мне следовало что-то сказать об этом. И это заняло у меня очень много времени. И это принесло мне массу мучений [124].