Трудный выбор: уроки бескомпромиссного лидерства в сложных ситуациях от экс-главы Hewlett-Packard - Карли Фиорина Страница 23

Тогда я не знала, что стою на пороге наиболее необычного периода моей карьеры. Это был мой первый и, к сожалению, не последний опыт выступления в суде. Это был мой первый опыт общения с представителями прессы. Наконец, я впервые увидела, как люди лгут под присягой.

Стэнли и его помощники настаивали на моем самом активном участии в подготовке иска и для начала попросили присутствовать при снятии показаний с нескольких официальных представителей GSA. Я сидела за столом напротив людей, с которыми работала и которых, как думала, хорошо знала. Я слушала, как некоторые из них откровенно лгут о прошлых событиях, о своих действиях и обо мне тоже. Я знала, что они лгут, потому что была знакома с фактами. Стэнли знал, что они лгут, ведь он не раз видел, как это делали другие. Это было очень интересно: значит, если достаточно долго наблюдать за лжецами и за говорящими правду людьми, то можно научиться отличать первых от вторых. В том, как они держат голову, смотрят на вас, в тоне и тембре их голоса, есть разница. Эти наблюдения вызывали во мне одновременно злость и печаль. Опыт подсказывал, что следует внимательно наблюдать за говорящими, поскольку слова далеко не всегда отражают то, что человек на самом деле думает, чувствует или намеревается делать. У каждого человека в жизни бывают периоды, когда для него критически важно разобраться, думает ли ваш собеседник то, о чем он говорит. Когда на протяжении моей карьеры я забывала об этом, то последствия всегда бывали весьма печальными.

Стэнли многократно отрабатывал со мной стратегию поведения на суде. Поскольку наш отдел непосредственно занимался спорным тендером, то я становилась основным свидетелем, способным сыграть решающую роль для выигрыша или проигрыша дела. Факты были на нашей стороне, но разобраться в них было непросто. Требовалось убедить судей в том, что мы говорим правду, а наши оппоненты лгут. GSA и все семь региональных компаний, ставших победителями тендера, образовали единый фронт защиты против нас. Таким образом, одна наша команда вынуждена была противостоять восьми командам оппонентов. Прессинг обещал быть исключительно сильным. В таких условиях я просто не могла позволить себе проиграть. Поэтому оставалось сделать единственно возможную вещь: работать еще больше, готовиться ко всем возможным поворотам дела, постараться предвидеть любые вопросы противной стороны, изучить все факты, которые могли так или иначе сыграть роль в суде. В итоге приходилось надеяться на ценности, уже доказавшие свою незаменимость в прошлом: команда единомышленников, знающих, что они делают, объективная оценка противника, уверенность в том, что все значимые вопросы тщательно изучены. Ну и, конечно, запас жизненных сил и оптимизма, позволяющий продержаться дольше, чем оппоненты.

Сумма в 25 миллиардов долларов сама по себе привлекает внимание, поэтому ход тендера и наш судебный иск подробно освещались в прессе. Приехав как-то утром на работу, я обнаружила, что наша компания попала на первые страницы одновременно Washington Post, New York Times, Wall Street Journal. Причем ничего хорошего там не сообщалось: GSA в приступе вполне объяснимого раздражения обвинила одну из моих сотрудниц в служебном преступлении. На самом деле она не сделала ничего плохого, и уже только по этой причине мы должны были защитить ее репутацию. Кроме того, я считала, что нашей команде нельзя занимать оборонительную позицию еще до начала суда. Поэтому я пыталась всячески доказать Луи, что атака – это лучшая защита.

AT&T обычно не стремилась попадать на страницы газет, поэтому Луи и Майк решили проконсультироваться с топ-менеджерами в штаб-квартире. Мое первое знакомство с вице-президентом AT&T Рендаллом Тобиасом и исполнительным директором по связям с общественностью Мэрилин Лаури состоялось на спешно организованном в офисе Луи совещании. Мы дискутировали о содержании пресс-релиза, который собиралась выпустить компания. Я доказывала, что лучшей тактикой будет встретиться с репортерами лицом к лицу и ответить на все их вопросы. И наш вид, и наши прямые ответы лучше всего прочего докажут им, что мы говорим правду.

Раньше я никогда не общалась с репортерами, но о данной ситуации и вообще о судебном иске я знала больше, чем кто бы то ни было. Если мы собирались проводить встречу с прессой, то я справилась бы с этим лучше других. Поэтому Рэнди и Мэрилин решили подвергнуть этому испытанию именно меня. Рэнди сказал: «Карли, ты справишься с этим?» «Да, сэр». Я до сих пор помню тот прилив сил и энергии, который испытала, поняв, что он верит в меня: «Ну что ж, давайте попробуем».

Обычно пресс-конференции AT&T проходили в большой комнате на пятом этаже. Менеджеры выступали, стоя на небольшом подиуме, а репортеры размещались в креслах, рядами стоявших вдоль подиума. Но в этот раз особенно важно было создать в аудитории атмосферу открытости и доверительности, поэтому директор Washington Post Херб Линнен и я решили подиум убрать. Репортеры должны были видеть меня вблизи, поэтому мы решили разместиться за большим круглым столом.

Сказать, что я боялась – значит ничего не сказать. Я до сих пор помнила, как впервые пришла в элитную английскую школу и как ужасно чувствовала себя до того момента, пока не встретила первого человека, с которым могла поговорить. Но если удавалось завязать разговор, то все остальное было уже намного проще. Поэтому, входя в наш импровизированный пресс-центр, я старалась думать не о репортерах и статьях, которые они потом напишут в своих газетах, а просто о встрече с новыми незнакомыми людьми. Пожав руки всем присутствующим, я представилась. А потом начала просто рассказывать о том, зачем я здесь, почему мы подали иск против GSA, почему обвинения в адрес нашей сотрудницы были ложными. Затем я предложила им задавать вопросы. И до сих пор, когда приходится произносить речь, я волнуюсь. Но, выходя на подиум, представляю себе в зале одного собеседника, с которым предстоит поговорить.

В тот день я многое поняла и многому научилась, и это очень помогло мне впоследствии. Мы часто говорим о прессе, как о каком-то монстре или механизме. Но на самом деле репортеры – тоже люди; и среди них встречаются плохие и хорошие, профессиональные и не очень, честные и склонные к передергиванию фактов. Как и все люди, периодически они оказываются под влиянием эмоций, могут впасть в коллективную панику. Репортеры, как и мы с вами, приступая к написанию очередного репортажа, находятся под влиянием своих убеждений или предрассудков, могут ошибиться – причем все это независимо от того, готовы они к этому или нет. Иногда первоначальная точка зрения меняется по мере работы над репортажем, а иногда нет. Все репортеры выражают свою точку зрения тем, как они отбирают материалы для репортажа. Но есть нечто одинаково характерное для репортеров и для остальных смертных: мы все одинаково любим интересные истории. Для некоторых репортеров интересная история важнее даже фактов. В нашем случае у нас были и факты, и интересная история: молодая, никому не известная женщина-менеджер защищает честь другой женщины, выступая против могущественного федерального правительства. Мы не считали очки, но в тот день победа определенно осталась за нами.

Наконец открылись слушания по нашему иску и почти сразу же, в 8.15 утра, мне пришлось занять место свидетеля. Ранее мне никогда не приходилось этого делать, никогда не приходилось приносить присягу. Этап предъявления доказательств в нашем случае оказался очень интенсивным, и я знала, что оппонентам известно обо мне все, начиная с графика работы и заканчивая расходами за последний месяц. Восемь команд юристов наблюдали за тем, как Стэнли Диз в течение четырех часов расспрашивал меня об обстоятельствах дела.