Марли и я: жизнь с самой ужасной собакой в мире - Джон Грогэн Страница 23

– Бедная Кэти, – сказала Дженни, – вид у нее был немного разбитый, тебе не показалось?

– Точнее, убитый.

– Наверное, не стоит второй раз просить ее посидеть с Марли.

– Да уж, – ответил я. – Это не самая лучшая идея.

Повернувшись к Марли, я сказал:

– Медовый месяц закончился, босс. С завтрашнего дня приступаем к тренировкам.

* * *

На следующее утро мы с Дженни отправились на работу. Но прежде я надел на Марли сдерживающий ошейник и вывел его погулять. Он немедленно рванул вперед, даже не пытаясь изображать, будто пойдет рядом.

– О, как все запущено, – протянул я, со всей силы дернул поводок на себя и сбил Марли с лап. Он поднялся, откашлялся, виновато посмотрел на меня, словно пытаясь сказать: «Ладно, не сердись по пустякам. Просто Кэти не возражала, чтобы я тащил ее на буксире».

– Привыкай, – сказал я, усадив его.

Я отрегулировал поводок таким образом, чтобы он крепился к ошейнику сверху, то есть давал наибольший эффект.

– Что ж, попробуем еще раз.

Он холодно посмотрел на меня, не скрывая своего отношения.

– Марли, рядом! – приказал я, бодро шагнув с левой ноги и держа пса на коротком поводке, при этом моя левая рука почти касалась ошейника. Он двинулся вперед, немного пошатываясь, а я резко одергивал его, сурово затягивая регулируемый ошейник.

– Значит, так ты пользовался слабостью бедной женщины, – проворчал я, – тебе должно быть стыдно.

К концу прогулки мои суставы пальцев побелели от напряжения, зато я наконец-то убедил Марли в серьезности своих намерений. Это была вовсе не игра, а, скорее, жизненно важный урок того, что любое действие имеет определенные последствия. Когда пес рвался вперед, ошейник перекрывал ему кислород. Всякий раз, без исключения. Если он подчинялся и шел рядом, я ослаблял поводок, и Марли чувствовал, что цепочка свободно болтается вокруг его шеи. Вперед – удушье, рядом – дыхание. Это оказалось доступным даже пониманию Марли. Прогуливаясь по велосипедной дорожке, мы снова и снова повторяли эту последовательность. Вперед – удушье, рядом – дыхание. Постепенно до него начало доходить, что хозяин – я, а он – домашнее животное и отныне будет именно так. Когда мы свернули к дороге, мой непокорный пес уже трусил рядом со мной – не идеально, но неплохо. Впервые в жизни! Я поздравил себя с победой.

– О да, – радостно пропел я, – командир вернулся!

Через несколько дней Дженни позвонила мне на работу. Она только что вернулась от доктора Шермана.

– Счастье по-ирландски, – сказала она. – Мы снова сделали это.

Эта беременность протекала совсем иначе. Выкидыш преподнес нам несколько важных уроков, и на этот раз мы были не намерены повторять прошлых ошибок. Прежде всего с самого начала оберегали тайну так, будто это дата важнейшей военной операции. За исключением врачей и медсестер Дженни, мы не доверили ее ни одной живой душе, даже родителям. Когда к нам приходили друзья, чтобы не вызывать подозрений, Дженни потягивала из винной рюмки виноградный сок. Мы и сами стали более сдержанно проявлять свою радость, даже оставаясь наедине. В интимных разговорах говорили примерно как: «Если все пройдет нормально…» или: «При условии, что все будет хорошо…», словно боялись сглазить беременность своей сентиментальностью. Мы скрывали нашу радость из опасения, что, вырвавшись наружу, впоследствии она обернется несчастьем и ранит нас.

Мы спрятали все химикаты и пестициды, чтобы не повторять своих промахов. Дженни стала использовать натуральные средства, такие как уксус, которыми даже можно чистить стены от слюны Марли. Мы обнаружили, что борная кислота, белый порошок, смертельный для жуков и безопасный для человека, – отличное средство от блох. Тем не менее, если требовалась химчистка, мы поручали эту работу специалистам.

Дженни вставала с рассветом и выводила Марли на прогулку к воде. Я просыпался, когда они уже возвращались, пропитанные солоноватым запахом океана. Моя жена стала эталоном крепкого здоровья за одним исключением. Ежедневно, на протяжении всего дня, ее тошнило, и она боялась, что ее неминуемо вывернет наизнанку. Но Дженни не жаловалась, напротив, казалось, ее радует каждый приступ тошноты, поскольку это было свидетельством того, что важный процесс внутри нее протекает нормально.

Все так и было. На этот раз Эсси взяла мою видеопленку и записала первые, размытые, зернистые изображения нашего ребенка. Мы услышали стук его сердца и пульсацию четырех маленьких сердечных камер. Мы увидели очертания головки плода и его четыре конечности. В кабинете УЗИ неожиданно появился сам доктор Шерман, который заверил, что все идет прекрасно. Он посмотрел на Дженни и своим раскатистым голосом спросил:

– Детка, что ты плачешь? Ты должна радоваться!

Эсси легонько стукнула его своим блокнотом:

– А ну-ка, ступайте, доктор, дайте ей побыть одной.

Затем она перевела взгляд на Дженни, словно говоря: «Ох уж эти мужчины, они ничегошеньки не понимают!»

Что ж, совместное проживание с беременной женщиной, признаюсь, немного сбило меня с толку. Я не приставал к Дженни, сочувствовал ей, старался не слишком откровенно корчить физиономию, когда она настаивала на том, чтобы почитать мне вслух книгу «В ожидании ребенка». Говорил ей комплименты вроде: «Ты выглядишь потрясающе. Правда. Как стройный воришка в магазине, который стянул баскетбольный мяч и сунул себе под майку». Даже делал все, чтобы не зацикливаться на ее все более странном поведении. Спустя некоторое время я был на короткой ноге с работниками ночной смены круглосуточного супермаркета, потому что мог заявиться туда, чтобы купить мороженое, яблоки, сельдерей или жевательную резинку с таким вкусом, о существовании которого даже понятия не имел.

– Вы уверены, что это чесночный вкус? – спрашивал я. – Жена сказала, что надо обязательно со вкусом чеснока.

Как-то вечером – Дженни находилась на пятом месяце – ей взбрело в голову, что пора купить носочки для малыша. Конечно, они нужны, согласился я, и, само собой разумеется, придет срок, и мы купим все необходимое. Но она имела в виду не то, что они нам потребуются через несколько месяцев; она сказала, что носочки нужны прямо сейчас.

– Нам нечего будет надеть малышу на ножки, когда повезем его из роддома, – произнесла она взволнованным голосом.

Не важно, что до родов еще четыре месяца. Не важно, что к тому времени на улице будет плюс тридцать два. Не важно, что даже такой профан, как я, знает, что после выхода из чрева матери ребенок будет весь закутан в пеленку.

– Милая, ну хватит, – сказал я. – Будь благоразумной. Сейчас восемь часов вечера, воскресенье. Где я найду носочки для малыша?

– Нам нужны носочки, – повторила она.

– У нас впереди уйма времени, чтобы купить их, – настаивал я. – Недели, даже месяцы.