Кольцо царя Соломона - Конрад Захариас Лоренц Страница 4

Уже написано много хороших и плохих, верных и ошибочных книг о животных. Еще одна книга, состоящая из правдивых рассказов, не принесет большого вреда. Я не хочу сказать, что хорошая книга должна быть безусловно правдивой. Несомненно, наиболее плодотворное влияние на развитие моего сознания в раннем детстве оказали две книги о животных, которые не могут быть названы правдивыми даже в самом вольном смысле слова. Ни «Нильс Холегерссон» Сельмы Лагерлеф [11], ни «Книга джунглей» Редьярда Киплинга не содержат в себе ничего похожего на научную правду о животных. Но поэты, подобные авторам этих книг, могут позволить себе подать читателю животных совсем не так, как того требует научная истина. Они смело разрешают своим героям разговаривать на человеческом языке, они даже кладут человеческие побуждения в основу их поступков и при этом сохраняют типичные черты облика диких существ. Удивительно, как правдиво передают они сущность того или иного животного, хотя рассказывают только волшебную сказку. Читая эти книги, вы верите, что если бы старый опытный дикий гусь или мудрая черная пантера смогли бы заговорить, то они стали бы говорить именно так, как говорят Акка Сельмы Лагерлеф или Багира Редьярда Киплинга.

Писатель-творец, изображая поведение животных, обязан держаться в пределах точной истины не более чем живописец или скульптор, передающие внешний облик зверей. Но священная обязанность каждого художника – быть достаточно осведомленным относительно тех особенностей, при изображении которых он отклоняется от действительных фактов.

Более того, ему необходимо знать эти детали лучше, чем все другие, которые изображаются в полном соответствии с жизненной правдой. Нет большего греха против правдивого искусства, нет более презренного дилетантизма, чем пользование свободой художника для прикрытия своей неосведомленности о подлинных фактах.

Я ученый, а не поэт, поэтому не стану пытаться в этой маленькой книжке подправить природу с помощью художественных вольностей. Каждая подобная попытка, несомненно, дала бы противоположный эффект, и мой единственный шанс написать что-нибудь, не лишенное поэтичности, – это строго следовать научным фактам. Итак, скромно придерживаясь приемов своего ремесла, я надеюсь дать моим доброжелательным читателям хотя бы слабое представление о безграничной красоте наших друзей-животных и их жизни.

Альтенберг, январь 1950 г.

КОНРАД З. ЛОРЕНЦ

Почему я начинаю с наиболее неприятной стороны совместной жизни с животными? Потому что степень вашей готовности мириться с приносимым ими беспокойством говорит о силе вашей любви к ним. Я всегда буду признателен своим терпеливым родителям: они только качали головой и укоризненно смотрели на меня, когда я приносил домой нового питомца, от которого можно было ждать больше неприятностей, чем от предыдущих. А сколько вытерпела за многие годы нашей совместной жизни моя жена! Кто осмелился бы просить у своей супруги разрешения держать в доме ручную крысу, которая свободно бегала по всем комнатам, а гнездо устраивала в самых неожиданных и неудачных местах, используя в качестве строительного материала маленькие круглые кусочки материи, аккуратно вырезанные зубами из мебельной обивки?

Какая другая жена смирилась бы с выходками попугая какаду, который откусывал все пуговицы с выстиранных и вывешенных в саду для просушки вещей, или разрешила бы прирученным серым гусям проводить ночь в спальне, а утром вылетать в сад через окно? А что сказала бы иная супруга, если бы увидела только что выстиранные занавески, сплошь украшенные симпатичными голубыми пятнышками, которые оставили певчие птицы, наевшиеся ягод бузины? Что сказала бы она, если… – но я мог бы задавать этот вопрос на протяжении еще двадцати страниц.

Так ли необходимы все эти жертвы, спросите вы. Да, совершенно несомненно, да! Конечно, можно содержать животных в клетках, расставленных в гостиной, однако единственный способ узнать что-нибудь об умственной деятельности высших животных – это предоставить им полную свободу. Насколько печальными и скованными кажутся заключенные в клетку попугай или обезьяна, настолько же невероятно подвижными, забавными и интересными становятся те же самые животные, если дать им полную свободу. Конечно, вы должны быть готовы к убыткам и расстройствам – это неизбежная плата за содержание подобных жильцов, зато будете располагать психически полноценными существами для своих наблюдений и экспериментов. Именно поэтому я всегда содержал диких животных в условиях ничем не ограниченной свободы.

В Альтенберге проволока, предназначенная для клеток, играла совершенно парадоксальную роль – она служила препятствием для проникновения животных в дом и палисадник. Нашим питомцам всегда строго запрещалось проникать за сетку, окружающую цветочные клумбы; но, как и для маленьких детей, запрещенные вещи обладают притягательной силой для разумных животных. А кроме того, необычайно привязчивые серые гуси постоянно стремятся к человеческому обществу. Во всяком случае, вечно случалась одна и та же история: прежде чем мы успевали заметить неладное, двадцать или тридцать гусей уже паслись на клумбах или, что еще хуже, вторгались на открытую веранду, приветствуя нас громкими гортанными криками.

Было необычайно трудно изгнать этих птиц, которые прекрасно летали и не испытывали страха перед человеком. Самый громкий крик и неистовое размахивание руками не давали никакого эффекта. Единственным действенным средством оказался огромный багряно-красный садовый зонтик. Подобно рыцарю с копьем на изготовку, моя жена бросалась на гусей, пасущихся на недавно засаженных ею грядках, держа сложенный зонтик под мышкой; затем она издавала бешеный военный клич и резким движением раскрывала зонтик. Это было слишком даже для наших гусей, и они взлетали в воздух, громко грохоча крыльями.

К несчастью, отец в значительной степени свел на нет усилия жены в деле воспитания гусей. Старый джентльмен очень любил гусей, особенно ему нравились гусаки – эти отважные рыцари. И ничто не могло помешать ему ежедневно приглашать гусей на чаепитие в свой кабинет, примыкавший к застекленной веранде. Зрение отца сильно ослабело, и он замечал конкретные результаты этих посещений, только наступив на них ногой. Однажды к вечеру, выйдя в сад, я, к своему изумлению, обнаружил, что почти все гуси исчезли. Опасаясь самого худшего, я побежал в кабинет отца и застал там следующую сцену: на великолепном персидском ковре двадцать четыре гуся стояли, столпившись вокруг старого джентльмена, а он пил чай, сидя за своим письменным столом, и спокойно просматривал газету. Время от времени он отламывал кусочки хлеба и протягивал их гусям.