Кролик, беги - Джон Апдайк Страница 16

– Вы ели в Техасе китайские блюда? – интересуется Рут.

– Все время. Дайте сигарету.

– Вы же бросили курить.

– А теперь начал. Дайте десять центов.

– Десять центов! Черта с два!

Излишняя резкость ее отказа обижает Кролика; можно подумать, она боится прогадать. С чего она взяла, что он собирается ее обобрать? Что с нее взять? Сунув руку в карман, Кролик вынимает горсть мелочи, берет десятицентовик и опускает в маленький отделанный слоновой костью музыкальный автомат, который мягко светится возле их стола. Наклонившись и перелистав список мелодий, он нажимает кнопки "Б" и "7" – «Роксвилл».

– Китайская кухня в Техасе лучшая в Соединенных Штатах, кроме Бостона, – заявляет он.

– Слушайте великого путешественника, – говорит Рут и дает ему сигарету. Он прощает ее за десятицентовик.

– Итак, вы полагаете, – настаивает Тотеро, – что тренеры ничего не делают.

– Они никому не нужны, – отвечает Рут.

– Да бросьте вы, – вступается Кролик.

Официант возвращается с палочками и с двумя меню. Кролик разочарован у палочек такой вид, словно они вовсе не деревянные, а пластмассовые. От сигареты отдает соломой. Он вынимает ее изо рта. Нет уж, хватит.

– Каждый закажет по блюду, а потом мы все поделимся, – предлагает Тотеро. – Кто что любит?

– Я кисло-сладкую свинину, – заявляет Маргарет. Что ни говори, решительности у нее не отнимешь.

– Гарри?

– Не знаю.

– Вот тебе и специалист по китайской кухне, – замечает Рут.

– Здесь написано по-английски. Я привык заказывать по китайскому меню.

– Ладно, ладно, скажите мне, что самое вкусное.

– Отстаньте, вы мне совсем голову заморочили.

– Вы никогда не были в Техасе, – говорит Рут.

Он вспоминает дом на той незнакомой, лишенной деревьев улице, зеленую ночь, встающую из прерий, цветы в окне и отвечает:

– Конечно, был.

– А что вы там делали?

– Служил у Дядюшки Сэма.

– А, в армии, так это не в счет. Все были на военной службе в Техасе.

– Заказывайте по своему вкусу, – говорит Кролик Тотеро.

Его раздражают все эти ветераны армейской службы, с которыми Рут, как видно, зналась, и он напряженно вслушивается в последние такты песни, на которую потратил десятицентовик. В этом китайском заведении она доносится как будто из кухни и лишь весьма отдаленно напоминает ту разудалую мелодию, которая прошлой ночью так подбодрила его в машине.

Тотеро дает официанту заказ и, когда тот уходит, пытается разубедить Рут. Тонкие губы старика мокры от виски.

– Тренер, – говорит он, – тренер печется о развитии трех орудий, которыми нас наделила жизнь. Это голова, тело и сердце.

– И еще пах, – добавляет Рут.

Смеется – кто бы мог подумать? – Маргарет. Кролика от этой девицы прямо-таки оторопь берет.

– Юная леди, вы бросили мне вызов, и теперь я требую вашего внимания. Тотеро преисполнен важности.

– Чушь, – тихо отвечает Рут, опустив глаза. – Отвяжитесь вы от меня. Он ее рассердил. Крылья ее носа белеют, грубо накрашенное лицо потемнело.

– Во-первых, голова. Стратегия. Мальчишки большей частью приходят к баскетбольному тренеру с дворовых площадок и не имеют понятия – как бы это получше выразиться – об изяществе игры на площадке с двумя корзинами. Надеюсь, ты меня поддержишь, Гарри?

– Еще бы. Как раз вчера...

– Во-вторых, – я кончу, Гарри, и тогда скажешь ты, – во-вторых, тело. Выработать у мальчиков спортивную форму. Придать их ногам твердость. – Он сжимает в кулак руку на полированном столе. – Твердость. Бегать, бегать, бегать. Пока их ноги стоят на земле, они должны все время бегать. Сколько ни бегай, все будет мало. В-третьих, – большим и указательным пальцами второй руки он смахивает влагу с уголков губ, – в-третьих, сердце. И здесь перед хорошим тренером, каким я, юная леди, безусловно, старался быть и, как утверждает кое-кто, в самом деле был, здесь перед ним открываются самые серьезные возможности. Воспитать у мальчиков волю к совершенству. Я всегда считал, что она важнее воли к победе, ибо совершенство возможно даже в поражении. Заставить их ощутить, да, это слово, пожалуй, подходит, ощутить святость совершенства, понять, что каждый должен дать все, на что способен. – Теперь он позволяет сделать паузу и, поочередно взглядывая на слушателей, заставляет их прикусить языки. – Мальчик, чье сердце сумел облагородить вдохновенный тренер, – заключает он свою речь, – никогда уже – в глубочайшем смысле этого слова, – никогда уже не станет неудачником в более серьезной игре жизни. А теперь очи всех на тебя. Господи, et cetera... – Он поднимает к губам стакан, в котором не осталось почти ничего, кроме кубиков льда. Когда стакан опрокидывается, они со звоном катятся вниз, к его губам.

Обернувшись к Кролику, Рут спокойно, словно желая переменить тему, спрашивает:

– Чем вы занимаетесь?

– Я не уверен, что теперь вообще чем-либо занимаюсь, – смеется он. Сегодня утром я должен был пойти на работу. Я... это довольно трудно объяснить... я демонстрирую нечто, называемое «чудо-теркой».

– И я уверен, что это получается у него превосходно, – вмешивается Тотеро. – Я уверен, что когда члены совета корпорации «чудо-терок» собираются на свое ежегодное совещание и задают себе вопрос: «Кто более всех способствовал успеху нашего дела среди американской публики?» – имя Гарри Кролика Энгстрома оказывается первым в списке.

– А вы чем занимаетесь? – в свою очередь интересуется Кролик.

– Ничем, – отвечает Рут. – Ничем. – Ее веки сальной голубой занавеской опускаются над бокалом дайкири. На подбородок ложится зеленоватый отсвет жидкости.

Приносят китайские блюда. У Кролика прямо слюнки текут. Он и вправду не пробовал их после Техаса. Он любит эту пищу, в которой не найти следов зарезанных животных – кровавых кусков задней части коровы, жилистого скелета курицы; их призраки мелко изрублены, уничтожены и безболезненно смешаны с неодушевленными овощами, чьи пухлые зеленые тела возбуждают в нем невинный аппетит. Прелесть. Все это лежит на дымящейся грудке риса. Каждый получает такую аккуратную горячую грудку, и Маргарет торопливо перемешивает свою порцию вилкой. Все с удовольствием едят. От овальных тарелок поднимается терпкий запах коричневой свинины, зеленого горошка, цыпленка, густого сладкого соуса, креветок, водяного ореха и невесть чего еще. Лица наливаются здоровым румянцем, разговор оживляется.

– Он был сила, – говорит Кролик про Тотеро. – Он был величайшим тренером округа. Без него я был бы ничто.

– Нет, Гарри, ты не прав. Ты сделал для меня больше, чем я для тебя. Девушки, в первой же игре он набрал двадцать очков.

– Двадцать три, – уточняет Кролик.