Траумновелле. С широко закрытым глазами - Артур Шницлер Страница 16

На лестнице Фридолин перекинулся парой слов с коллегой из хирургического отделения. Как дела у той женщины, которую сегодня ночью перевели к ним? По его мнению, необходимости в операции не было. Ему предоставят результаты гистологического обследования?

— Непременно, коллега.

На углу Фридолин сел в экипаж и стал внимательно изучать записную книжку — смехотворная комедия, разыгрываемая перед кучером, словно пассажир никак не может решить, куда ехать.

— Оттакринг, — наконец сказал он, — это улица около Талитценберга, я скажу, где остановиться.

В экипаже Фридолина снова охватило болезненно-тоскливое волнение, почти вина за то, что в последние часы он и не вспоминал о своей прекрасной спасительнице. Что если ему удастся отыскать тот дом? Скорее всего, это будет не особенно трудно. И что тогда? Заявить в полицию? Ведь как раз для женщины, которая пошла ради него на жертву или была готова это сделать, это может иметь самые дурные последствия. Может, обратиться к частному детективу? Это показалось Фридолину пошлым и недостойным. Но что еще ему остается? У него нет ни времени, ни, вероятно, таланта, чтобы провести необходимое расследование по всем правилам детективного искусства. Тайное общество? Да, определенно, тайное. Но между собой-то они знакомы? Это аристократы, скорее всего, приближенные ко двору? Фридолин подумал об эрцгерцогах, от которых можно было бы ожидать подобных шуток. А дамы? Наверно… Собраны из публичных домов. Но нельзя сказать наверняка. Так или иначе, отобранные штучки. А женщина, которая принесла себя в жертву? В жертву? Почему он все время воображает себе, что это действительно была жертва! Комедия. Абсолютно точно, все это было лишь комедией. Он, собственно, должен быть рад, что так дешево отделался. Но держался он достойно. Эти кавалеры наверняка заметили, что он — не просто первый встречный. Да и эта женщина, наверняка, тоже, может быть, он понравился ей больше, чем все эти эрцгерцоги или кто там они на самом деле?

В конце Лиебхартшталь, где дорога поднималась в гору, Фридолин вышел и отпустил экипаж. По голубому небу плыли белые облака, солнце пекло по-весеннему сильно.

Доктор обернулся: ничего подозрительного. Ни экипажей, ни прохожих. Фридолин медленно пошел в гору. Ему стало жарко в пальто, он снял его и накинул на плечи. Вскоре Фридолин добрался до места, где улица резко сворачивала вправо. Если память его не подводила, именно на ней, чуть дальше, находился тот самый загадочный дом. Дорога вела вниз, но не так круто, как ему показалось вчера ночью. Тихий переулок. Перед одним домом росли кусты роз, заботливо укутанные соломой. Перед следующим стояла детская колясочка. По лужайке носился малыш, одетый в голубой шерстяной костюмчик. Из окна на нижнем этаже, смеясь, выглядывала молодая женщина. За этим домом был пустырь, потом — дикий сад, обнесенный забором, за ним — маленькая вилла, затем — лужайка с газоном, а за ней… без сомнения, это был дом, который он искал. Он не казался большим или шикарным, это была скромная одноэтажная вилла в стиле ампир. Зеленые жалюзи опущены, ничто не указывает на то, что в доме кто-то живет. Фридолин огляделся. Переулок пуст. Лишь внизу, удаляясь, шли двое молодых людей с книгами в руках. Что теперь? Просто пройти дальше? Это показалось Фридолину смешным. Он поискал электрический звонок. А если ему откроют, что он скажет? Ну, очень просто — не сдается ли этот милый домик на лето? Но в этот момент дверь дома открылась, на пороге появился старый слуга в ливрее и направился к воротам. Слуга медленно прошел по узкой дорожке, держа в руке письмо, которое он молча протянул Фридолину сквозь прутья ограды. Фридолин почувствовал, что его сердце забилось сильнее.

— Это мне? — запинаясь, спросил он. Слуга кивнул, развернулся и пошел обратно. Входная дверь виллы захлопнулась. «Что это означает? — спросил себя Фридолин. — Может быть, послание — от нее? Может, именно ей принадлежит дом?» Доктор быстро зашагал вниз по улице и вдруг заметил, что на конверте стоит его имя, выведенное ровным уверенным почерком. На углу он вскрыл конверт, развернул лист и прочел: «Прекратите Ваши абсолютно бессмысленные расследования. Считайте эти слова вторым предупреждением. Мы надеемся, что оно окажется последним. Это — в Ваших интересах». Лист выпал из его рук.

Послание разочаровало Фридолина. В любом случае, это было совсем не то, на что он надеялся. Тем не менее, тон письма показался Фридолину скорее сдержанным, чем жестким. Он подумал, что люди, отправившие это послание, совсем не чувствовали себя уверенно.

Второе предупреждение? Почему — второе? Ах, да, ночью он получил первое. Но почему второе — а не последнее? Может быть, это еще одно испытание его мужества? Прошел ли он это испытание? И откуда они знают его имя? Ну, это как раз объяснимо: они наверняка заставили Нахтигалла все рассказать. И, кроме того, — Фридолин невольно рассмеялся своей невнимательности — на подкладке шубы вышиты его монограмма и адрес.

Однако он нисколько не приблизился к разгадке тайны. Письмо, в целом, успокоило Фридолина — впрочем, он едва ли мог сформулировать почему. В особенности, он был уверен в том, что женщина, о судьбе которой он беспокоился, все еще жива, и у него есть все шансы найти ее, если будет действовать обдуманно и осторожно.

Когда Фридолин, несколько уставший, но в приподнятом настроении, которое он, правда, сразу же расценил как обманчивое, пришел домой, Альбертина и дочка уже поели, но составили ему компанию, пока он обедал.

Альбертина сидела напротив него, и это та женщина, которая сегодня ночью спокойно отправила его на крест, образцовая жена и мать с ангельским взглядом, и Фридолин, к своему удивлению, не почувствовал ни малейшей ненависти по отношению к ней. Он поел с аппетитом и, пребывая во взволнованном, но радостном настроении, по обыкновению живо стал рассказывать о том, как прошел день в клинике, в особенности, о разных профессиональных врачебных вопросах, о которых он всегда старался подробно говорить Альбертине. Он сказал, что вопрос с назначением Хюгельманна практически решен и упомянул о своем решении снова энергично взяться за научную работу. Альбертина знала это его настроение и знала также, что обычно оно не длится слишком долго. Заметив улыбку жены, Фридолин начал горячиться, Альбертина же в ответ ласково погладила его по голове. По его телу пробежала легкая дрожь, и он повернулся к ребенку, чтобы избежать болезненных для него прикосновений. Фридолин взял девочку на колени, собираясь поиграть с ней, но в этот момент зашла горничная и сообщила, что его ждут пациенты. Фридолин с облегчением поднялся, заметив мимоходом, что в столь чудесный теплый и солнечный вечер Альбертине с ребенком не мешало бы прогуляться, и удалился в кабинет.

В течение следующих двух часов доктор принял шесть старых пациентов и пять новых. В каждом случае он был полностью погружен в дело: осматривал пациентов, делал записи, выписывал рецепты и был рад, что после двух почти бессонных ночей чувствует себя столь бодрым и сосредоточенным.

После приема он, по обыкновению, заглянул к жене и ребенку и, не без удовольствия, обнаружил, что Альбертина отправилась к своей матери, а дочка занимается с гувернанткой французским. И лишь когда Фридолин вышел на улицу, ему пришло в голову, что весь этот порядок, вся размеренность, создающая ощущение уверенности, все, на чем строится его существование — лишь иллюзия и обман.