Фригидная для оборотня многоженца - Айза Блэк Страница 5

— С приездом, Вальтер, — утыкаюсь носом в его шею. Он повторяет приветствие. — Дартс — успокаивающее занятие.

Запах горечи. Брат пропитан болью. Держится. Пытается не показывать. Я чую все. Вижу насквозь.

— А ты мощнее стал, — хлопает по плечу, — Мышцы — сталь. Даже в человеческом обличье порвешь кого угодно.

— Иначе нельзя, — прячу взгляд. Подхожу к барной стойке. Наливаю нам выпить.

Не желаю продолжать скользкую тему. Ведь сила родилась под пытками. Под плетью. Под ударами тока. Под острием ножа. Боль очищает разум. Закаляет волю. Физическая боль порой благословенна. Она раскрывает изнутри. Позволяет познать себя. Слабаков, наоборот, уничтожает. Выживает сильнейший. Закон природы. Безотказно работает и в неволе.

Только незачем это вспоминать при брате. Вальтер ощущает свою вину за годы моего заточения. За то, что не смог помочь. Не вызволил. Зря. Виновница лишь одна — ты Вивьен.

Я выжил. Усвоил уроки. Вину передо мной, ты еще можешь загладить. Не сразу. Стараниям. Прилежностью. Раскаянием. Полагаю, придет время, и этот грех ты искупишь. Перед Вальтером — никогда.

Брат принимает коньяк. Делает глоток. Протягивает задумчиво:

— Красивая она… — вглядывается в утыканную дротиками фотографию. — Ладная…

— Тут не поспоришь, — усмехаюсь, скрыть горечь даже не пытаюсь. — Я бы предпочел хромую, косую, любую. Без разницы. Только не Вивьен — источник страданий нашего рода.

— Истинную не выбирают, Рэймонд, — устало пожимает плечами. — Мне тоже жаль, что я не могу забрать ее жизнь. Наказать по всей строгости. Как она того заслуживает.

Вальтер сжимает кулаки, стискивает зубы. Гнев помимо воли прорывается на поверхность. Брат давно живет с болью. Он сроднился с ней. Принял как родную. Но он не привык показывать слабость. Привык скрывать ярость. Не позволяя себе раскрыть степень своего отчаяния даже передо мной.

— Ошибка судьбы. Чудовищная. Непоправимая. Недопустимая, — сморю в холодные глаза истинной пары. Ненависть струится по жилам. Питает меня. — Но в данном случае, Вальтер, остается только принять факт — мы не можем отобрать у нее жизнь. Глупо спорить с судьбой. Но отныне все ее существование я подчиню расплате.

— Знаю, ты подготовился, — смотрит на фото хрупкой самки, заставившей нашу семью захлебнуться в крови.

— Верно, скоро она прибудет в мой дом, — улыбаюсь в предвкушении.

— Не боишься, что зов к истинной возьмет верх? — Вальтер озвучивает свой главный страх.

— Да, я должен держать ее при себе. Но я альфа. Похоти не победить мой разум. В случае с Вивьен возможен лишь зов возмездия.

— Возможно, ты и прав. Полагаю, лишь одни воспоминания о ее деяниях, уничтожат любое зарождающееся притяжение, — протягивает задумчиво.

— Верно мыслишь, Вальтер.

— Я наблюдал сегодня за ней, — вздрагивает. — Мечется. Выстоять пытается.

Ощущаю, какую борьбу с самим собой он выдержал. Как смотрел. Вспоминал. И не тронул. Из-за меня. И я бессилен облегчить его страдания. А ведь еще больше все усложнится. Когда под одной крышей все окажемся.

— Она любит охоту… — морщусь. Жгучее прошлое на несколько секунд застилает глаза. — Даю прочувствовать, как дичь загоняют в клетку.

— До полнолуния загнать надо. Иначе боюсь… за тебя, — рука брата подрагивает. Переживает. — Тебе перекидываться еще три луны нельзя.

— Я в курсе. Все под контролем, — ободряюще улыбаюсь. — Предыдущие месяцы выстоял.

— Рэймонд, последние три луны самые опасные. Сила зверя растет, на волю с большей яростью просится. Даже ты можешь его не удержать, — сжимает в руках стакан. Не смотрит на меня. Взгляд тревожный прячет. — И тут я буду бессилен. Все мы…

— К этому моменту истинная будет рядом, — смотрю на фото.

— Даже она не является стопроцентной гарантией. Тем более… в твоем случае… — качает седой головой. Слишком много переживаний. Разрывают они брата. Душу выгрызают. — Если совсем невмоготу станет, частично перекинься.

— Мне в любом случае придется. Для ритуала объединения, — с губ срывается рык.

Вивьен, неужели я по доброй воле привяжу тебя к себе? Твою кровь отравленную приму? Истинная. Яд. Мог бы озолотить. Жизнь сказкой сделать. Так положено. Так правильно. Зверь свою самку бережет. Как зеницу ока охраняет. На пьедестал возводит.

Только ты сама кровавый крест на своей судьбе поставила. Ненависть и страдания взрастила. Пришел час пожинать плоды.

— В этот миг тем более можешь контроль утратить. Слишком долго тебя в обличье зверя продержали. И я не смог… — выпивает до дна янтарную жидкость. На лице печать боли застывает.

— Довольно. Твоей вины нет, — говорю жестко, холодно. — Более не намерен к этому разговору возвращаться.

Многое бы отдал, чтобы избавить брата от бессмысленных угрызений совести.

Еще больше бы отдал, чтобы забрать его боль себе. Я справлюсь. Выстою. Переживу. Главное — унять страдания брата. А возможно ли это? Нет.

— Ты зачем этому человеку, ее мужу заплатил? — Резко меняет ему. Для многого слова не нужны. Родная кровь. Связь, которая не рвется. — Ты мог забрать ее в любой момент. Она тебе принадлежит. И тут людские законы не действуют.

— Знаю, — усмехаюсь. — Я поставил на ней клеймо — продана. Предана мужем.

— Вся жизнь ее мыльный пузырь — это ты показал.

— Верно. Я обнажил истину. В данном случае я нанес первый удар правдой, — подхожу к утыканной дротиками фотографии, очерчиваю пальцем контур ее лица. — Вскрыл гнилое нутро ее супружеской жизни.

— Если бы ты просто ее забрал, она бы продолжала убиваться, по своему человеку, — в глазах брата вспыхивает интерес. Месть отвлекает.

— А теперь она видит, что в действительности стоит ее жизнь. Пока я просто немного раскрыл ей глаза.

— Для этих целей ты приказал уволить ее с работы и обнулил карты?

— Я этого не делал, — хмурюсь. Людская подлость и низость порой проходят за гранью моего понимания. — Даже месть должна быть достойной. Всегда.

— Ты же заплатил ему по людским меркам астрономическую сумму? — удивленно хмурит брови. — Зачем ему понадобились ее копейки?

— Привыкай, Вальтер, — это типичный людской экземпляр — алчный, гнилой червяк. Самая распространенная разновидность в их сообществе, — достаю из кармана купюру. Смотрю. Сминаю. Бросаю на пол. — Приманка — деньги. Бумажки, за которые они готовы прогибаться, ползать и унижаться. С помощью денег без усилий можно обнажить нутро. Заставить их принять свою истинную форму.

— Я бы предпочел этого не видеть. Не знать. До сих пор сожалею, что нам пришлось выйти в людской мир, — скалится, рычит. — Это все чуждо нам. Стая должна жить на воле. Не в этих каменных клетках.