Слепцы - Александр Золотько Страница 10

Одноглазый любил «Поляночку», здоровила предпочитал «За околицей в сумерках», оба петь не умели, посему требовали от самого молодого, чтобы тот пел. Тот и пел.

Голос у него был неплохой, но постоянное «косил поляночку, встретил паняночку» и «за околицей за родимою я гуляю с дубиною» могли вывести из себя любого, кроме Сапога и Битого, конечно.

Вот и трое купцов, решавших, остаться еще на одну ночевку или отправляться в путь сразу, послушав до полудня по десять раз «Поляночку» с «Околицей», расплатились, собрали пожитки и уехали.

И, что самое обидное, даже перехватить их не получалось – гости от себя не отпускали, требовали выпивки и жратвы, жратвы и выпивки. Еще они спросили насчет девок, но девок на постоялом дворе отродясь не было: связываться с этим болтливым племенем Молчун не собирался. Иногда либо он, либо кто-то из слуг ездили в Камень, чтобы позабавиться. И все.

А так, готовили еду Сапог и Битый, посуду мыли Битый и Сапог. И хоть то и другое у них получалось не слишком хорошо, но постояльцы не жаловались: выпивки всегда было много, и стоила она дешевле, чем в том же Камне, где за любую малость драли с приезжих три шкуры. Как-никак Камень – стольный княжеский город.

Но на постоялом дворе Молчуна вино и пиво были не только дешевле, а и в голову били куда как сильнее. Молчун знал толк в зелье, которое в изобилии произрастало в округе. Пусть не дурь-трава, но и стоит не так дорого.

Шумным гостям пока подавали напитки без зелья – еще не ночь, лучше не рисковать. Трое из пяти пили, не обращая внимания ни на что, мальчишка не пил вообще, а вот старший, видный мужик лет сорока, с обветренным лицом и скупыми движениями, вино чуть пригубливал, неизменно понюхав вначале. Каждый новый кувшин Десятник, так называли его приятели, проверял первым, а все остальные сидели и ждали.

Такой обычай был у наемников с Севера – про то Сапог объяснил Битому, потом рассказал Молчуну – и решено было с выпивками не мудрить.

Сразу после восхода приехали эти гости, а к полудню уже казалось, что они живут здесь неделю. И только они. На постоялом дворе и так было жильцов не густо, а тут…

Уехали те трое, которые еще утром сомневались. Потом снялся неожиданно лекарь, приехавший накануне: одноглазый, которому он не понравился, воткнул в крышку стола здоровенный кинжал и посулился к полуночи прийти поговорить, поучить вежливости и обходительности.

Собрались и уехали даже те двое северян, которые приехали около полудня и имели намерение переночевать, пока не вошли в обеденную и не увидели своих будущих соседей.

В общем, солнце еще не коснулось верхушек Ближних гор, как на постоялом дворе остались только Молчун со слугами да проклятые наемники.

– До утра не уймутся, – сказал Сапог Битому, заскочив на кухню за едой. – Жрут и жрут, куда в них только лезет?

– Я бы уже под столом лежал, а они – знай себе пьют… – Битый произнес это с затаенной завистью.

– Ворота закрывай, – Молчун вошел на кухню через заднюю дверь, выглянул в обеденную и сплюнул в угол. – Никто уже не приедет.

– Может, капнешь им в питье? – Сапог мотнул головой в сторону чулана, где хранились все зелья. – Денег у них много, даже змейки видел. На три кольца, между прочим.

– Ворота закрой, – повторил Молчун и тоже задумчиво посмотрел на дверь чулана.

Был соблазн, ой был.

И пора была самая что ни на есть подходящая.

Это летом покойника нужно прятать быстро и поглубже, пока вонять не начал, а зимой, да в такие морозы – любо-дорого. Вынес на задний двор, сложил за поленницей в дровяном сарае – и до самой весны. Можно от тел избавляться, не торопясь, отвозить потихоньку подальше от постоялого двора.

Слуги выжидающе смотрели на хозяина.

– Закроешь ворота, – Молчун прикусил правый ус, и Битый с Сапогом поняли, что решение принято. – И собак выпусти. Всех.

Битый оскалился довольно:

– А господина витязя мне отдашь. Поиграть. Он все равно не пьет…

– Забирай, – разрешил Молчун, расправил плечи и пошел в чулан.

– Слышь, хозяин, – прошептал Сапог из-за плеча. – Ты им водички той плесни, без вкуса и цвета.

– Водичку? – Молчун зло посмотрел на слугу через плечо. – Ты знаешь, сколько она стоит? И где я еще достану? Когда еще приедет тот купец?

– А если проклятый Десятник учует вкус или запах? – резонно возразил Сапог. – Синеглазка горчит, канавник пахнет… сонное зелье сладкое. Не жадничай, хозяин. Сколько там той водички нужно? А у них одного оружия столько… И неплохого, я глянул. Не наших криворуких кузнецов с Севера и из Крепостей работа…

Молчун подумал, еще раз тяжело вздохнул, взял с самой верхней полочки небольшой кованый сундучок, открыл его ключиком, висевшим на шее, достал крохотный пузырек из мутного стекла.

Сколько за него денег содрал купец заморский, вспомнить страшно. Да за такую плату Молчун своими руками десятка два задушил бы.

– Давай вино.

Сапог принес кувшин, поставил на разделочный стол.

– Значит, пятеро их, – пробормотал Молчун. – Малый не пьет, зато здорового нужно считать за двоих. По три капли на пятерых…

Молчун наклонил пузырек над вином, отсчитал пятнадцать капель. Тщательно заткнул пузырек, положил в сундучок, закрыл на ключ и поставил на полку. Прикрыл за собой дверь чулана.

Сапог рассматривал поверхность вина – ровно, гладко, будто и не капали туда ничего. И никто не замечает, когда пьет. Они и в воду подливали, и в похлебку, и в вино тонкое с Юга – никто не унюхал. Одно слово – волшебная водичка.

– А ну-ка, – Молчун постучал пальцем по кувшину. – Понюхай, как оно?..

Сапог наклонился, принюхался.

– Как? – спросил Молчун.

– Никак… Вино и вино, сам же знаешь…

– Знаю. А если водичка того? Испортилась. Она у меня уже почти год, а купец сказал, что год с небольшим отрава действует. Потом, особенно на свету, может и того…

– Может, еще попробовать? – осведомился Сапог.

– Ладно, и так сойдет, – махнул рукой Молчун. – Значит, как снова пить попросят, так этот кувшин им и отнесешь.

– Скоро позовут, – усмехнулся Сапог. – Щенок опять «Околицу» тянет, как закончит, бык прослезится и захочет печаль запить.

– Вот и запьет… – задумчиво произнес Молчун.

Что-то он был не в духе… И сам не смог бы сказать, отчего. Тяжесть была во всем теле – усталость, что ли?

Может, бросить все и уехать к теплому, ласковому, как в детстве, морю? Молчун был родом не из этих мест; сам бы он сюда и не поехал, но вначале война, потом голод, потом мор, как полагается, а потом и Серый всадник, который его спас, но потребовал…

И ведь не отпустит. Не разрешит уехать – лучше даже и не спрашивать.