Последняя игра - Дэвид Эддингс Страница 100

– Если смогу, тетя Пол, – ответил он. Затем, незная почему, положил на землю меч райвенского короля и взялся за Око,помещенное в рукояти. Око выскользнуло из нее и легло ему в ладонь Улыбнувшись,Миссия подошел с другой стороны и тоже встал на колени, взяв в свои рукибезжизненную руку Дерника.

Держа Око обеими руками, Гарион потянулся и положил его нагрудь мертвеца. Он едва ли отдавал себе отчет в том, что вокруг собрались боги,соединив руки ладонь к ладони и образовав неразрывный круг. Яркий свет началпульсировать внутри этого круга, и, будто отвечая на это, Око заблестело в егоруках.

Снова перед ним, как он видел это однажды, выросла глухаястена, еще черная, непроницаемая и безмолвная. Как и тогда, в пещере богов,Гарион прикоснулся к самой сущности смерти, стремясь проникнуть в нее и вернутьсвоего друга обратно в мир живых.

Но на этот раз все происходило иначе. Жеребенок, которого онвернул к жизни, никогда не жил вне тела своей матери. Смерть его была столь женепродолжительной, как и жизнь, и преграда между ними была незначительной.

Дерник, однако, был взрослым человеком, и его смерть, как иего Жизнь, была гораздо более долгой. Гарион напрягся, приложив все свои силы.Он мог также чувствовать громадную силу объединенной воли богов,присоединившихся к нему в его безмолвной борьбе, но барьер не поддавался.

– Воспользуйся Оком! – велел голос.

На этот раз Гарион сосредоточил все силы, свои собственные исилы богов, на круглом камне, который он держал в руках. Тот замерцал,засветился, затем замерцал снова.

– Помоги же мне! – Это приказывал уже Гарион.

И как бы внезапно поняв, Око озарилось яркой вспышкойрадужного света.

Барьер стал слабеть.

Подошел Миссия и с легкой одобрительной улыбкой положил рукуна сверкавшее Око.

Барьер сломался. Грудь Дерника дрогнула, и он кашлянул.

С выражением почтительности на своих неземных лицах богиотошли. Тетя Пол закричала от внезапного облегчения, обняла Дерника и прижала ксебе.

– Миссия, – сказал ребенок Гариону с ноткойкакого-то особого удовлетворения. Гарион поднялся, смертельно усталый, и,пошатываясь, отошел в сторону.

– С тобой все в порядке? – спросила Се'Недра, беряего руку и кладя себе на плечо.

Он кивнул, хотя колени его чуть ли не подгибались.

– Обопрись на меня, – сказала она. Он хотелзапротестовать, но Се'Недра прижала палец к его губам.

– Не спорь, Гарион, – сказала она. – Ты жезнаешь, что я люблю тебя и что тебе придется опираться на меня всю оставшуюсяжизнь, так что можешь начать привыкать к этой мысли.

– Я думаю, что жизнь моя теперь изменится,Повелитель, – говорил в это время Белгарат Олдуру. – В ней всегдабыла Пол, готовая прийти по первому моему зову, – возможно, без особойохоты, – но она приходила всегда. Теперь у нее будут другие заботы. –Он вздохнул. – Полагаю, что все наши дети растут и когда-нибудь вступают вбрак.

– Этого пока не случилось с тобой, сын мой, –сказал Олдур.

Белгарат усмехнулся.

– Мне никогда ничего не удавалось скрыть от вас,Повелитель, – сказал он, но затем лицо его снова стало серьезным. – КПолгаре я порой относился как к сыну, – сказал он Олдуру, – но,вероятно, пришло время позволить ей быть просто женщиной. Я слишком долгоотказывал ей в этом.

– Кажется, это самое лучшее и для тебя, сын мой, –сказал Олдур. – А теперь, прошу тебя, отойди немного и оставь нас с нашимгорем. – Он посмотрел на тело Торака, лежавшее на каменном ложе, а потомна Гариона. – У меня для тебя есть еще только одно задание, Белгарион, –сказал он. – Возьми Око и положи его на грудь брата моего.

– Да, Повелитель, – немедленно ответил Гарион. Онподошел к ложу, стараясь не смотреть на опаленное и искаженное лицо мертвогобога, протянул руку и возложил круглый голубой камень на неподвижную грудьКол-Торака. Когда он отступил, маленькая принцесса обняла его за талию. Это небыло неприятным, но у Гариона мелькнула мысль, что если она будет настаивать натаких тесных объятиях всю остальную их жизнь, то будут возникать неудобныеситуации.

Боги снова образовали свой круг, и Око опять началосверкать. Постепенно обожженное лицо стало меняться, его уродство исчезать.Ореол света вокруг богов усилился, блеск Ока стал нестерпимым. В последний разувидел Гарион лицо Торака – оно было мирным, спокойным, чистым. Это былопрекрасное лицо, но тем не менее – мертвое.

А затем свет стал таким ярким, что Гарион не смог смотреть.Когда же он ослабел и Гарион опять взглянул на ложе смерти, и боги, и телоТорака исчезли.

Осталось только Око, которое, слабо мерцая, лежало на голомкамне.

Так же уверенно Миссия снова подошел к ложу. Встав нацыпочки, он потянулся, чтобы взять светящийся камень Затем он принес егоГариону.

– Миссия, Белгарион, – твердо сказал он, и когдаОко переходило из рук в руки, Гарион почувствовал нечто совершенно иное, что онпрежде никогда не чувствовал.

Маленькая группа людей, которых объединяло очень многое, вмолчании собралась вокруг тети Пол и Дерника. Небо на востоке начало светлеть,и розовый свет восхода коснулся немногих облаков, которые остались от тучи,скрывавшей Ктол Мишрак. События этой ужасной ночи оставили след в душе каждого,но теперь ночь почти кончилась, и они стояли вместе, не разговаривая, созерцаявосход солнца.

Буря, которая неистовствовала этой долгой ночью, прошла. Втечение бесчисленных веков мир был расколот, но теперь все снова стало единымцелым.

Если была такая вещь, как начало, то она и была началом. Таконо и было, когда взошло солнце первого дня.

В ночь перед своей свадьбой Белгарион спал очень беспокойно.Было бы гораздо лучше, если бы они с Се'Недрой обошлись скромной свадебнойцеремонией сразу после встречи с Тораком. В то время оба они – и он, ималенькая легкомысленная принцесса – были слишком утомлены и подавлены и поэтомуабсолютно честны друг с другом. В те немногие короткие дни он обнаружил, чтоона стала совсем другой. Она наблюдала за каждым его движением с каким-тоболезненным обожанием, а когда дотрагивалась до него – до его волос, лица,рук, – пальцы ее были нежными. То, как она прижималась к нему, не обращаявнимания, присутствует ли кто при этом и что происходит в данный момент, и еежелание все время находиться в его объятиях было в общем-то довольно приятно.