Из меди и перьев - Элииса Страница 101

– Войдите, – откликнулся женский голос. – Ниле, это ты?

– Нет, – рыцарь замешкался и встал на пороге. Быть может, она ждала Микаэля? Он провел неверной рукой по каштановым волосам. – Нет, госпожа, это я.

Рыцарь вошел в эту дверь. Сольвег уже не спала и даже вновь не легла на постель, чтобы дождаться позднего утра. Она была все в той же длинной и плотной ночной сорочке, а поверх нее – туго завязанный расшитый халат из Эльсхана с махровыми кисточками. Должно быть, мать южанина расщедрилась, не иначе.

– Доброе утро, – коротко бросил он и встал на пороге.

– Доброе утро, – ответила Сольвег. Она смотрела на него снизу вверх, а пальцы теребили кисточку на халате.

«Я должен бы уйти», – запоздало пронеслось у рыцаря в голове. Никто не вламывается в покои дамы, когда она не готова, когда она не одета. Даже если она разрешила.

Все было именно так, но он остался стоять. Между ними – да даже между ними четырьмя – было слишком многое, чтобы помнить об этикете. Он может остаться стоять. Никто его не прогонит. Никто не посмеет.

Она прятала глаза. Они перемолвились только словом после того странного танца на его дне рождения. После того как он отказался от этой белой руки, белой, будто слеплена она из зимнего снега.

– Ты такая красивая этим утром, – он раскрыл рот, а слова сами сорвались с его губ. Он ни секунды не пожалел. Ему умирать через четырнадцать дней, может, пятнадцать, если позволит Всевышний – сейчас ли задумываться об этих словах.

Сольвег была растрепана, не причесана, а губы еще бледные после беспокойного сна. Прекрасней, чем сейчас, она никогда не была. Разве только тогда. В похожее утро, когда он коснулся ее пышных волос.

Она потянулась к нему, будто хотела взять за руку, коснуться его. Но пальцы ее опустились снова на крошечный подлокотник, а губы сложились в сухую улыбку.

«Ей больно видеть меня, – подумалось Эберту. – Она мне не рада. Зачем ты явился, дурак, и ради чего?»

Сольвег подняла на него взгляд. Измученное лицо, но взгляд все прежний, зеленый, насмешливый.

– Красивая этим утром? Только лишь этим? – неловко пошутила она и растянула губы в улыбке. Эта улыбка – единственный подарок ему, что может она подарить. Он не знал прежней Сольвег, не знает и настоящую, он вообще не знает, что забыл здесь, в ее комнате.

«Ты умрешь через пару недель, Эберт Гальва, – думал рыцарь, смотря на ее белые губы. – Ты умрешь, а ее сердце разбито без этого, ни к чему его бередить.» Он поспешно поклонился, двинулся было к выходу, но ее рука поймала его рукав.

– Я рада, что мы победили, – коротко сказала она. – И Руза, и Микаэль. И я тоже рада.

Рыцарь не дышал и не шевелился, чтобы она не отпустила его руки.

– Победили? – он улыбнулся. – Сольвег… милая Сольвег, в городе хаос, на пороге война и убийства, а ты говоришь, что мы победили?

– Да, – просто ответила та. – Моя война была не за город с Советом.

Эберт вспомнил, как она поцеловала его в первый раз без единого чувства. Как ненавистью дышало все ее тело, как она кричала, как била служанок, как лгала и хитрила.

– За что была твоя война, Сольвег Альбре? – тихо спросил ее рыцарь.

Он сядет рядом с ней этим солнечным утром, и она его не прогонит.

Сольвег молчала. На ее лице была такая усталость. В каком-то неясном порыве он коснулся ее ладони.

– Ты почти умерла за меня. Ты и Микаэль… Сольвег, моей благодарности хватит на годы.

Сольвег отдернула руку.

– Не считай меня героиней, сир рыцарь. О таких, как я, не слагают баллады и песни на улицах не поют. Боролась ли я за тебя? Ниле тебе скажет, за что я боролась и почему, – она прикусила губу. – Сперва моя битва была за себя – и вот ее-то я проиграла. Знаешь, для чего мне нужна была Кая-Марта? Ты ведь знаешь, что кровь вещей птицы исполняет желания. Думаешь, у меня не было их?

Она говорила с таким жаром и страстью, что рыцарь опешил.

– Чего не было, Сольвег? Что ты хотела?

Сольвег посмотрела на него лишь с горькой насмешкой.

– Ты знаешь меня чуть лучше других, мой бывший жених. Так скажи, чего я хотела?

– Свободы? – Эберт сказал наугад. – Ее хочет каждый.

– Да… – кивнула она. – Я хотела свободы. Нет, я тоже пыталась спасти тебя, Эберт. Но сперва Микаэль обещал мне корабль с товаром. Мне, ныне нищенке. Спроси, он расскажет. Никогда не была я героем.

Эберт задумался. Потом пожал худыми плечами.

– Знаешь, а я никогда не был рыцарем, – промолвил он тихо. – Я не из благородной семьи, просто из очень богатой и «сир» я лишь на бумаге. И я тосковал, что в песнях поется не про меня. Что никогда не ехать мне на коне под морозными звездами. Что не про меня эти сказки – оттого я их невзлюбил, уткнулся в то, что знал и умел, что грело мне душу. А потом пришла Кая.

– Да, – горько ответила Солвьег. – Потом пришла Кая.

– Видно, сирин чует слабое место, – продолжил рыцарь. – Знает, где острее болит. И она напоила меня этим отчаяньем, напоила сполна. Убедила, что я самозванец в жизни своей. И дразнила пустыми мечтами. А потом я очнулся. И знаешь, Сольвег… Что мешает мне сесть на коня?

Сольвег молчала, он, казалось, запутал ее окончательно.

– Что мешает мне сесть на коня и поехать под звездами? Что мешает мне считать тебя героиней?

– Я спасала себя. Не тебя. Не в начале.

– А разве спасать себя – это тоже не подвиг? Храбрости столько в тебе, милая Сольвег. Во мне такой не было. Знаешь что. Ни одной обиды я на тебя не держу.

Он взял ее исцарапанную руку в худые ладони и бережно коснулся губами. Под бледной кожей билась мелкая жилка. Себе он не признается, что она в его сердце, а ей и подавно не скажет. Он почувствовал, как ее горячий лоб прижался к его и еще сильнее склонил свою голову. Да, он не держит на нее ни единой обиды.

Сольвег отпрянула и отвернулась.

– Что не так? – Эберт удивленно смотрел на нее.

– Многого тебе неизвестно, сир рыцарь, оттого что болел, – сухо и колко ответила Сольвег. – Иначе не предлагал бы мне дружбу и ласку.

«Я не дружбу тебе предлагаю.»

Эберт протянул руку к ее спутанным волосам, давно ему хотелось коснуться их снова. Он думал накрыть пальцами ее тонкие губы, но побоялся. Должно быть, побоялся обжечься. Да, ему умирать скоро, ему скоро в могилу, такие чувства мертвецу ни к чему. Рыцарь провел пальцами по ее волосам, коснулся ладонью мягкой щеки. Так ободряюще и по-доброму. Сольвег прильнула к его руке.

– Я все знаю, – тихо ответил ей рыцарь. В груди его снова был ураган, но говорил он тихо и твердо. – Я знаю и про другого, и про ребенка. Мне Микаэль рассказал.

Микаэль говорил, что он сильно ревнует. Что ж, Микаэль всегда прав. Только Сольвег о том не узнает.