Задание Империи - Олег Измеров Страница 102

Он замолчал. Табачный дым тянулся к окну, увлекаемый легким сквозняком.

– Я понял, – ответил Виктор.

– Вот и хорошо. Остальное вам расскажут по ходу дела.

Виктор понял, что разговор окончен.

– А вы… Вы ничего не хотите у меня спросить?

– Думаете, я спрошу у вас дату своего последнего часа? Нет, не хочу. Здесь это может быть раньше или позже. Незачем сидеть и считать дни, как приговоренный к казни. Некогда. Надо еще многое сделать.

Сталин слегка наклонился вперед и поманил Виктора к себе пальцем.

– Знаете, чего я хочу? Я хочу построить здесь другой мир. Где люди будут жить в светлых домах, работать по шесть часов, а в остальное время – учиться, ходить в театры, писать стихи, музыку, картины. Где не нужна каторга и где не будет ночных арестов. Где люди не будут пожизненно прикованы к одному ремеслу, а будут пробовать себя в разном деле, открывая в себе новые таланты. А если мне не суждено будет увидеть этого мира – то перед последним часом своим я хочу покаяться перед всеми. Пусть народ будет мне судьей. Пусть и другие власть имущие потом покаются в том, чего не сумели совершить или неверно употребили власть свою. Не может быть справедливой власти без покаяния.

Виктор был совершенно ошарашен. Покаяние ни с одной из известных ему версий историков про Сталина не сочеталось. А может, на самом деле он так и остался таким – неизвестным? И мы о нем так ничего и не знаем?

– И еще, Виктор Сергеевич. Берегите голову. Что бы ни случилось – не спешите ее терять, как это делают… некоторые. Пока мы живы, борьба не окончена.

«А это к чему? Или это из-за жены? Она же у него вроде покончила с собой. Черт, забыл, в каком году… А здесь, в этой реальности – тоже? Или я просто додумываю?.. А вообще странная откровенность у него. Такое впечатление, будто он считает, что видит меня в последний раз».

…У подъезда канцелярии ожидал «Адлер» с зашторенными окнами. Возле прохаживался Ступин. Шофер услужливо распахнул Виктору заднюю дверь: внутри сидела Лена. Ступин сел на переднее, и машина тронулась.

– Просьба не выглядывать из окон. Мы едем за город.

«Жаль, что Москвы не посмотрю. Прямо как в «Экипаже» – стюардесса слетала в Париж и, кроме аэропорта, ничего не видела. Открытки хоть купить… Черт, а как же… Я же даже устного согласия не давал! Отказаться? От чего? Предотвратить Великую Отечественную? Да меня и в нашей реальности не поймут! То есть найдутся такие, что поймут, но это такая сво… Нет, ну а если бы сейчас немцы напали и тебя призвали, ты бы что, откосить решил?» – спросил себя Виктор, забыв о том, что его возраст уже не самый призывной. В конце концов он решил, что в этой ситуации глупо думать о том, что у него не получили формального согласия.

«Лишь бы это действительно войну предотвратить, а не разводилово. Ну ладно, посмотрим».

Сквозь легкое шипение и трески – все-таки средние волны, а не УКВ – оркестр Лео Райзмана романтически мурлыкал «Шалить не надо». Судя по тому, что «Адлер» периодически притормаживал и под днищем машины начинало мелко трясти, Виктор сделал вывод, что асфальт в Москве не везде. Невидимые сквозь занавески водители пускали в ход клаксоны, когда только возможно; иногда где-то неподалеку грохотал и трезвонил трамвай. Стеклянная перегородка салона была поднята и зашторена; Виктор на мгновение задумался, должна ли она быть в «Адлере» или ее сделали по спецзаказу.

– Мне кажется, в точках перехода есть определенная периодичность, – сказала Лена, – я нанесла точки на график в пространственно-временных осях. Правда, их мало, всего пять, а надо как минимум семь. Где и когда точно появился контактер у кайзера, мы достоверно не знаем. Вы не знаете, как могли немцы предсказать ваше появление в пятьдесят восьмом? У них было семь точек?

– Не знаю. Похоже, у них экстрасенс догадался чисто интуитивно. А вот МГБ, я так понял, имело точный аппарат прогнозирования. Из сказанного можно понять, что они получили его после моего появления. Хотя, возможно, он у них был раньше, а я – только доказательство.

– Или они раскрыли природу перехода. Они ничего не измеряли в точке?

– Я был неоднократно в первой точке, но не видел, чтобы что-то делали. Впрочем, раз за мной следили, могли делать в мое отсутствие. И вообще, – продолжил он после недолгой паузы, – я хочу иметь гарантии, что это все используют, чтобы меня вытащить.

– А мы хотим иметь гарантии, что вы здесь или случайно, или направлены не с целью вреда.

– Несмотря на такое доверие?

– Каждый из нас в этой ситуации рискует. Включая господина начальника имперской канцелярии.

– Ну он понимает, что жизнь в условиях фашистской оккупации… пардон…

– Я поняла.

– В условиях нацистской оккупации меня не устроит. И Гитлера он знает не хуже меня, так что понимает, что врать мне незачем.

– Конечно. Если не предположить, что как раз Гитлер и мог прислать вас. Или его последователи.

– Да видел я Гитлера во второй реальности. И штандартенфюрер СС предлагал мне стать отцом германской демократии. Теперь шляется в нашей реальности, проталкивает интересы германских фирм.

– Кто, Гитлер?

– Нет, штандартенфюрер. Слушай, почему европейцы все время хотят в нас видеть сырьевой придаток? Впрочем, здесь это вопрос странный.

– Не совсем. Много таких, которые мечтают сбежать в Париж или Берлин и оттуда шельмовать Россию и русских. Видеть в нашем народе тупую скотину, быдло. Не понимаю, откуда в людях берется такая злоба к своей родине?

– Эгоизм. Мечты обезъяны гадить с ветвей на голову слона.

– А может, потому что относятся к Родине как к идолу. Хорошо идут дела – принесут ей кого-то в жертву, плохо – вымажут в нечистотах.

– Может.

Машина замедлила ход и дважды погудела. Похоже, отпирали ворота.

– Ну вот и приехали.

Коттедж стоял в уютной сосновой роще. Запах хвои забивал даже бензиновый чад «Адлера».

Первые минуты Виктору показалось, что он вновь прибыл в рейх. Домик был в явно немецком стиле – из красного кирпича, под высокой крышей из бордовой черепицы, с широким, похожим на чепец фронтоном мансардного окна над двустворчатой застекленной дверью первого этажа; справа и слева от «чепца» виднелись еще два плоских, как стекла теплицы, окошка вровень с черепицей. В России так строить не привыкли. Правда, в отличие от особнячка, в котором его поселил Альтеншлоссер, этот был не двух-, а одноэтажный с мансардой, и прямоугольный, длинный по фасаду, метров тринадцать. Гараж – крашенный в коричневый цвет деревянный сарайчик – стоял ближе к воротам; с другой стороны проезда расположилась небольшая крашеная избушка, видать, для охраны. Справа от дома в кустах рябины притаился вход то ли в погреб, то ли в убежище. Возле дверей прохаживался охранник в жандармской форме с автоматом Шмайссера за плечами.