Чудовища были добры ко мне - Генри Лайон Олди Страница 11

5

Танни отшатнулся от окна. Его трясло, на лбу выступила испарина. Жуткий крик до сих пор стоял в ушах. Что происходит? Не иначе, кого-то убили! Здесь, в обители сивилл?! Не может быть! «Может, – мрачно возразил здравый смысл. – Что, если началась война? Или с гор спустилась разбойничья ватага?»

Зловещий ропот толпы надвигался. Из окна по-прежнему ничего не было видно. От этого делалось еще страшнее. Сидеть и ждать – хуже некуда. Надо бежать! «Ну да, – хмыкнул здравый смысл, тот еще сукин сын. – Бегун из тебя аховый. Помоги Митра на ногах устоять…» Тогда – хотя бы выбраться наружу. Увидеть, что в поселке творится. Спрятаться…

Куда?

Куда-нибудь! В снег зарыться! Переждать…

Шапки у Танни не было. Башмаков – тоже. Только войлочные «топтуны». Возле кровати, на сучке, нарочно оставленном в стене, висела драная кацавейка. Натянув ее, а поверх – овчинный тулупчик, Танни заковылял к двери, хватаясь за стену, и первым делом поймал занозу в ладонь. Зашипел от злости и прикусил язык. Краем зрячего глаза мальчик уловил за окном какое-то движение. По снежной целине, не разбирая дороги, к бараку бежал здоровенный дядька. В руках – тяжелая оглобля, подмышкой – кое-как скатанный ковер. Лицо перекошено от наплыва чувств, волосы стоят дыбом, кожух нараспашку…

Миг, и Танни узнал своего отца.

Снаружи заскрипел снег. Дверь распахнулась, едва не слетев с петель. Весь в клубах морозного пара, отец ворвался в барак.

– Папа! Что там…

– Некогда! Ложись, быстро!

Бросив оглоблю, отец одним движением раскатал по полу ковер.

– Давай, помогу. Не сюда, на угол. Вот так…

Комната, сойдя с ума, стремительно крутнулась – и исчезла. Отец быстро закатал Танни в ковер, подоткнул края. Сделалось темно. В нос набилась пыль, дыхание прервалось. Мальчик отчаянно чихнул.

– Тихо! Я тебя вынесу.

– Папа…

– Молчи! Молчи, ради всех богов и Предвечной Матери!

Танни, дрожа от страха, притих. Отец вскинул его на плечо. Вновь заскрипел снег. В пыльное узилище проникла струйка воздуха – зимнего, студеного. Край ковра слегка отогнулся. Дышать стало легче. При каждом торопливом шаге отца Танни немилосердно встряхивало, но он терпел без звука. Если отец сказал: «Молчи!» – он будет молчать.

Отец знает, что делает.

Надвинулся гул голосов. Снова раздался крик – кричала женщина.

– Папа! Эльза, сивилла! Спаси ее!

– Заткнись! – страшно прорычал отец над самым ухом. И, понизив голос, зашептал едва слышно: – Молчи, сынок! Молчи! Убежала твоя Эльза, ничего с ней не сделают! Нам бы самим ноги унести… Ты, главное, молчи, прошу тебя!..

И отец взревел так, что у Танни даже сквозь ковер заложило уши:

– Бей погань! Бей изменников!

– Бей! – радостно подхватили рядом.

– Бей уродов!

– Смерть ведьмам!

– Жги!

Вокруг орали, смеялись. Что-то трещало, грюкало. Женский крик затих. В ковер просочился запах гари. Танни едва не закашлялся. Сердце так грохотало в груди, что мальчик был уверен: его слышно в городе. Молчи, не молчи… Госпожа Эльза! Отец просто хочет его успокоить! Он не знает, что с сивиллой. Светлая Иштар, помоги, защити! Пусть Эльза спасется! Ведь это не она кричала. Точно, не она! Другая…

– В грот! Все в Янтарный грот!

– Разнесем гадское логово!

– Спалим!

– В грот!

– В грот! – подхватил отец. – Бегом, парни!

Скрип снега, топот ног, крики…

Похоже, отец потихоньку отстал от толпы и теперь шел в другую сторону. Танни не сообразил, в какой момент вопли начали удаляться. Он не видел разгромленного, горящего госпиталя. И хорошо, что не видел. Снег, еще утром девственно-чистый, истоптала сотня ног. Белое покрывало зимы пятнали отвратительные проплешины: гарь, кровь… Полыхали бараки. Натужно чадил масляной копотью, отказываясь разгореться как следует, каменный дом в центре поселка. Искалеченный, разоренный, с дверьми, сорванными с петель, с выбитыми окнами, дом сопротивлялся до последнего – если не озверевшей толпе, то хотя бы огню. На ступеньках у дверей лежал труп женщины: глаза выколоты, живот вспорот. В сугробах, в дверях бараков, на протоптанных дорожках скорчились другие тела. Сивиллы, изменники… Тем, кого прикончили сразу, размозжив череп молодецким ударом, повезло. Остальные умирали скверным образом. Неходячие сгорели заживо в бараках. Поселок опустел. Мертвецы, огонь и смрадный дым. Опьянев от крови и безнаказанности, толпа валила к Янтарному гроту – довершить начатое.

И лишь один человек, укрывшись от погромщиков в лощине, спешил сейчас к городу, время от времени поправляя на плече тяжелый ковер. Уж если жечь и громить – почему бы заодно не поживиться? Невелика добыча – ковер, но какая есть. Кто раньше подсуетился – тот и прихватил чего получше. Не возвращаться же домой с пустыми руками?

В городе буйствовали мародеры. Отец Танни очень надеялся, что человек с ковром на плече не вызовет у них лишних вопросов. Сегодня он впервые благодарил судьбу за то, что стал грузчиком.

Иначе не донес бы.

– …молчи и слушай. Понял? Ты как там?

Танни не ответил. Лишь громко шморгнул носом, давая отцу знать: с ним все в порядке, не задохнулся. Скрип снега под ногами. Тяжкое дыхание отца. Больше – ничего. Они остались одни.

– Наш король умер.

Танни беззвучно ахнул. Ему казалось, что король вечный.

– Объявили – сливами объелся. Желудок не сварил. А я так думаю: отравили его, короля нашего. Сыночек любимый и отравил. Только ты молчи, понял! Молчи. Я говорить буду, пока тут пусто.

Противореча собственным словам, отец на долгое время умолк. Скрип-скрип, скрип-скрип. Кар-р-р! – ворона. Далеко, еле слышно…

– Теперь у нас королем Ринальдо. Ринальдо Третий, значит. Новое величество еще с ночи, вместо чтоб траур по батюшке объявить, велел в город бочки с вином выкатить. Пей, рванина, задарма! И глашатая возле каждой бочки поставил…

Отец снова замолчал, переводя дух.

– Он, король Ринальдо, лишает своего покровительства богомерзких сивилл! Не по нутру ему, что гнусные бабы людей калечат. А калеки те у здоровых хлеб отнимают. Не будет королевской милости и этого… благоволения сивиллам и изменникам. А будет благоволение людям честным, работящим и богобоязненным. Тут люди честные и богобоязненные уже все сами раскумекали. Королевские бочонки очень ума прибавляют. «Бей сивилл! Бей изменников! Не дадим у себя хлеб отбирать! Король за нас!» Короче, началось…

Скрип-скрип, скрип-скрип…

– Я и сам на шармачка выпил. Чего уж там? Потому не сразу и смекнул, к чему дело идет. А как смекнул, бегом к тебе. Ковер по дороге прихватил… Хватило ума, хвала Митре! Там дом громили, говорят, главного по размену. Вроде как не сивиллы, а он тут всем заправлял. Правда, нет – кто теперь узнает? Я ковер и взял. Все тащили, ну и я… Мне ж он позарез нужен был! – в жизни не бравший чужого, отец виновато оправдывался перед сыном. – Иначе я б тебя не вынес. Обоих порешили бы. А ковер… Что ковер? Все тянут, никому дела нет. Вот до дому доберемся, спрячем тебя… Пересидишь, пока не уляжется. Ты молчи. Молчи, главное! Я что? Ковер, вот, добыл, домой несу, знать не знаю ни про каких изменников… Понял?