Оруженосец в серой шинели - Александр Конторович Страница 11

Случилось так, что к ней стал наезжать очень приятный и весьма образованный граф Фарон. Она благосклонно принимала ученого гостя, который обладал обширными познаниями в астрологии и хиромантии. В интересных беседах с ученым мужем хозяйка замка и другие гости с увлечением проводили застольное время, наладилась даже переписка Мирны с графом на основе их общих интересов к наукам. Со стороны это могло быть похоже на ухаживания. Результат последовал довольно быстро. Королем был издан указ, приравнивающий хиромантию и астрологию, равно как и другие попытки предсказания будущего, к чернокнижничеству, а стало быть, запрещающий все подобные занятия. Все особы, занимающиеся подобной практикой, моментально оказались под угрозой обвинения в колдовстве. Сотни бродячих гадалок и предсказателей, десятки ученых и студентов, а также несколько профессоров из столичного университета в один момент лишились прав на свое занятие и попали в опалу. Не стал исключением и граф Фарон, один из самых известных хиромантов королевства. Он был вынужден бежать в сопредельную страну, где, впрочем, был принят с распростертыми объятиями другим монархом, в семье которого, к счастью, не было сыновей, созревших для брака, кому он мог бы составить конкуренцию. Да и хиромантию там никто не преследовал…

Второй, не менее странный случай произошел немного позже, когда в замок к вдове стал заезжать барон Далал. Огромный рост и чудовищный вес барона вызывали при дворе смесь зависти и насмешек, но барон был добродушен и незлобив, поэтому насмешникам скоро надоело упражняться в своем остроумии и они оставили этого гиганта в покое. Удалившись от придворной жизни, Далал осел в своем замке, имевшем общие границы с владениями Мирны. Как добропорядочный сосед, барон заехал к своей овдовевшей соседке, чтобы засвидетельствовать свое почтение и безнадежно влюбился в милую женщину. Не отвечая барону взаимностью, тем не менее, она охотно принимала соседа, обсуждая с ним вопросы управления хозяйством, политическую обстановку в стране, ход работ по возведению хозяйственных построек и защитных сооружений вокруг замка и иногда выезжала с соседом на охоту. Лошадь под бароном была знатной – гигантский жеребец был больше похож на бегемота, чем на скакуна, а всадник с лошадью вместе производили незабываемое впечатление не только на людей, но и на дичь, заставляя ее застывать в недоумении и ужасе, становясь таким образом легкой добычей для охотника.

Мирне был выгоден надежный и дружественно настроенный сосед, поэтому она поощряла визиты барона, не давая ему при том никаких надежд на развитие отношений. Но со стороны (особенно – с заинтересованной), опять же – все выглядело подозрительно. Донесение верного человека попало в канцелярию, и пришло время принимать меры. Наверное, королевские советники долго чесали себе головы, чтобы придумать, как отвадить нежелательного ухажера от потенциальной невестки короля, но спустя примерно полгода после начала дружбы барона и Мирны в государстве был принят новый закон, запрещающий мужчинам весом более 7 талантов* (1 талант – 26 кг) жениться. Это был тонкий и рискованный политический ход, учитывая, что сыновья монарха были не так уж и намного меньше запрещенного веса, и с каждым днем уверенно и стабильно увеличивали свои шансы навсегда остаться холостыми при новом законе. Надо сказать, что подавляющее население страны никогда не страдало избыточным весом, и тучность барона была напрямую связана с наследственностью и добродушным нравом, позволяющим ему не испытывать приступы гнева, зависти и раздражения, свойственные высшему сословию. Закон получил подозрительно быстрое и повсеместное распространение, вызвал массу недоумений и волну народного юмора. Но на барона эта новость оказала потрясающее действие. Он впал в черную депрессию и, наверное, впервые в своей жизни, потерял сон и аппетит. Он заперся в стенах родового замка и занялся опустошением его несметных винных погребов. Подобное несвойственное поведение немедленно начало сказываться на здоровье барона. Он начал быстро и уверенно терять в весе. Не желая никого видеть, отказываясь принимать гостей и выезжать к соседям, барон общался только со своими слугами, которые, будучи напуганными переменой настроения своего господина, боялись даже намеком сообщить Далалу, что он буквально тает на глазах. По их твердому убеждению, их хозяин впал в помешательство из-за сглаза, а также заболел какой-то страшной болезнью и вот-вот должен отправиться в мир иной. Роняя слезы отчаяния, служанки перешивали одежду господина, которая стала болтаться на нем, как на привидении, а кузнец только разводил руками, глядя на рыцарские доспехи барона, враз ставшие ему чрезмерно большими. В замке стояли испуганная тишина и прочное уныние.

Разбила оковы отчаяния, сковавшие замок, сама Мирна, ворвавшаяся через три месяца после добровольного заточения барона, в ворота родового гнезда семейства Далалов. Сметая на своем пути все видимые препятствия в виде слуг, нагромождения мебели и гор пустых бутылок, небольшой отряд Мирны, состоящий кроме нее, из трех вооруженных до зубов Лесных Котов, добрался за считанные минуты до спальни, где тревожным сном забылся после очередной бутылки вина несчастный влюбленный барон. Отбросив тяжелые оконные портьеры, она резким движением развернулась навстречу поднимающемуся с постели полуодетому и помятому мужчине. Возглас изумления сорвался с губ Мирны и ее группы сопровождения. Перед ними в тусклом свете дня, пробивающегося сквозь мозаичное окно спальни, слегка пошатываясь, стояла, можно сказать, половина барона. Он основательно похудел и выглядел помолодевшим и постройневшим.

Временно воцарившиеся мир и спокойствие в замке барона, впрочем, вскоре были незначительно нарушены новостью об отмене «по нижайшим просьбам подданных короля» закона, повергшего Далала в такое глубокое уныние. Барон страшно разозлился и своим огромным мечом, изготовленным под его гигантский рост, изрубил в припадке несвойственной ему ярости половину старинной мебели в большом обеденном зале. После этого он окончательно успокоился и вновь стал наезжать к своей привлекательной соседке. Изумительные метаморфозы, произошедшие с толстяком и добряком бароном, не остались незамеченными женской частью местной знати, и к похорошевшему барону стали проявлять внимание овдовевшие графини и баронессы (а также их дочери), мечтающие заполучить себе выгодного и знатного мужа. Однако барон упорно преследовал Мирну и уже был готов к решительному объяснению, как вдруг в государстве вышел очередной «неожиданный» закон, касающийся бракосочетаний, согласно которому вдовы, под страхом смертной казни, не имели права выходить замуж за мужчин выше двухметрового роста. Обычных же девиц этот указ не касался совершенно. Это был удар ниже пояса. Барон был выше двух метров, и его мечты на брак с Мирной рассыпались, как карточный домик. Сам барон обладал достаточной смелостью и влиянием, чтобы пренебречь королевским указом ради своих чувств, но подставить любимую женщину под удар он, конечно, не мог. Зато дочери окрестных дворян, потеряв столь серьезную конкурентку, тотчас же обрадовались и возбудились почти до неприличия.

Нельзя сказать, что пристальное внимание королевского кабинета министров к брачному законотворчеству казалось жителям страны чем-то необычным. Юриспруденция в государстве процветала, и законы издавались чуть ли не ежемесячно, причем порой они противоречили друг другу и здравой логике. Основная их масса обычно касалась этикета и внешнего вида жителей. Ну, и вопросы налогообложения (в той мере, в какой королю удавалось преодолеть сопротивление знати) постоянно совершенствовались, усложняя жизнь подданных до невозможности – денег королю вечно не хватало. И лишь упорное отстаивание собственных привилегий в данном вопросе позволяло знатным лордам как-то умерять пыл крючкотворов Его величества. Следовать всем постановлениям и актам не было никакой возможности по причине их многочисленности и чудовищной запутанности, но население быстро сориентировалось и реагировало только на те, за нарушение которых полагалась смертная казнь. Остальные же либо тихо обходились, либо откровенно саботировались населением.