Король-Провидец - Крис Банч Страница 11

Лагерная рутина и определение нового порядка направления нашего движения заняли остаток дня. Все это время я продолжал размышлять над словами Провидца Тенедоса. Все знают, что я не отличаюсь быстротой мышления, зато я чрезвычайно дотошен и работаю над идеей или концепцией до тех пор, пока она окончательно не прояснится в моем разуме. Однако речи Тенедоса все еще озадачивали меня поутру, когда встало солнце и мы отправились в Сайану.

Теперь, когда в спешке не было необходимости, мы могли двигаться так, как диктовала логика и общепринятая практика, прикрывая фланги пехотой и высылая пикеты на вершину каждого следующего холма. Местность стала более пологой, и мы развили вполне приличную скорость.

Первые деревни, которые мы миновали, были пусты, за исключением детей, женщин и глубоких стариков. Горцы что-то замышляли, и я надеялся, что они преследуют более отдаленные цели, чем уничтожение нашей колонны.

Третья деревня выглядела почти такой же, как и первые две. Лейш Тенедос ехал впереди, рядом со мной. Хотя я не слышал никаких подозрительных звуков, но по какой-то непонятной причине обернулся и увидел мальчишку. Он спрятался за глинобитной стеной и целился мне в грудь из старого лука размером с него самого. У меня не было времени уклониться, и я услышал голос своей судьбы в предупреждающих криках собратьев по оружию, но тут гнилое дерево, из которого был сделан лук, разломилось надвое, как раз под захватом руки маленького лучника. Мальчишка вскрикнул от ярости и бросился бежать, но один из уланов, которого звали Карьян, галопом догнал его и втащил, лягающегося и извивающегося словно угорь, к себе на лошадь, уложив поперек седла.

Я спешился и подошел к лошади Карьяна. Ухватив мальчишку за волосы, я приподнял его голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Ты хотел убить меня?

— Кшишти ! — выругался он.

Кшишти — непристойное слово одного из горских диалектов, означающее мужчину, который переспал со своей матерью.

— Кшишти нумантиец! — этого было достаточно для того, чтобы жестоко наказать мальчишку.

Тенедос рассмеялся.

— Львенок всегда считает себя взрослым львом, не так ли?

— Убить его, сэр? — проворчал Карьян, положив руку на свой кинжал.

— Нет, — ответил я. — Отпусти его. Я не убиваю младенцев.

Улан помедлил, но подчинился, швырнув мальчишку на землю. Он должен был упасть ничком, но успел сгруппироваться в воздухе и приземлился на ноги. Оскалившись, он озирался по сторонам, как пойманное в ловушку хищное животное.

— Уходи, — приказал я. — В следующий раз не забудь взять новый лук, а не дедовскую рухлядь.

В ответ на этот совет мальчишка плюнул мне в лицо и убежал, растворившись в кривом проулке между хижинами, прежде чем я успел вытереть глаза.

— Вот так вознаграждается милосердие на этих холмах, — насмешливо-скорбным тоном заметил Тенедос. — Возможно, вам следовало убить его, легат. Львята вырастают, становятся львами, и тогда с ними не так легко справиться.

— Возможно, — согласился я, взяв фляжку с седла Лукана и ополоснув лицо. По выражению лица Карьяна я видел, что он полностью согласен с таким мнением. — Но я надеюсь, что мальчишка запомнит мой поступок, и может быть, когда вырастет — если он вырастет — вернет кому-нибудь этот дар.

Я взглянул на Карьяна.

— Не трудитесь показывать мне, что вы думаете об этой идее, солдат. И спасибо за расторопность. В следующий раз я тоже буду чуть проворнее, чем сейчас.

Кавалерист усмехнулся в бороду, и мы поехали дальше.

Мне приходилось признать, что хиллмены ничем не отличаются друг от друга. И женщины, и старики были едины в своем желании получить хотя бы полминуты для предательского удара кинжалом в спину неосторожного нумантийца, а затем еще минуту для того, чтобы обобрать труп.

Сулемское ущелье превратилось в проход почти в милю шириной, окруженный низкими и пологими холмами. Мы внимательно следили за придорожными оврагами, прорезавшими сушу словно следы кинжальных ударов, но уже не ожидали серьезного нападения.

Некоторое время Лейш Тенедос ехал в молчании, а потом сказал:

— Случай с этим мальчишкой представляет собой хорошую головоломку для начинающего судьи. Должен ли я проявить милосердие и надеяться, что мое решение прервет бесконечную цепь убийств, влекущих за собой новые убийства? Или мне следует избрать другой путь и навсегда покончить с этой проблемой? Мертвые не могут мстить.

Мне не хотелось комментировать его замечание. Внезапно меня посетила другая мысль.

— Сэр, вчера вы говорили о своих радикальных идеях, — начал я, тщательно подбирая слова. — В Никее живет много людей с разными взглядами, и некоторые из них более чем радикальны. Однако Совет Десяти не затыкает им рот и не... отсылает на верную смерть, если у них нет фанатичных последователей или хотя бы большой слушательской аудитории.

— Хороший аргумент, Дамастес, — Тенедос второй раз назвал меня по имени, и с тех пор обращение на «ты» вошло у него в привычку, за исключением официальных случаев, что было крайне необычно, учитывая огромную разницу в нашем положении. Но почему-то это казалось совершенно уместным.

— Я немного расскажу тебе о себе, — продолжал он. — Как я уже говорил, я родом с Палмераса. О своей семье я сейчас упоминать не стану, за исключением того, что меня снабдили достаточной суммой денег, и я мог посвятить себя занятиям магией. Еще в детстве я проявлял признаки владения Великим Талантом; мое поведение казалось непонятным и вызывало раздражение, но в конце концов меня оставили в покое. Если позволят обстоятельства, я постараюсь отплатить за эту услугу и подыщу своим братьям достойное место в жизни.

В шестнадцать мне посчастливилось победить в состязаниях, что позволило мне уехать из Палмераса в Никею и закончить свое обучение... Иногда мне снится мой остров и резкий терпкий запах сухого розмарина под лучами летнего солнца, или терпкий вкус нашего виноградного вина, и мне хочется снова вернуться туда, чтобы уже никогда не уезжать. Но даже в те годы я предчувствовал свое предназначение.

Я уже начал было отказываться от мысли, что Тенедос не в своем уме, но это слово — «предназначение» — неприятно кольнуло меня, всколыхнув прежние сомнения.

— Я поступил в подмастерья к опытному чародею, — продолжал Тенедос, — и учился у него в течение пяти лет. В двадцать два года я понял, что пора начинать собственную жизнь и стать хозяином своих поступков.

Я путешествовал еще четыре года, посещая каждую провинцию Нумантии, изучая Искусство под руководством любого мастера, который мог меня чем-то научить. Но я знал: то, к чему я стремлюсь, лежит за пределами магии. Поэтому я прочел много книг о нашей истории и особенно о наших войнах.

Не смейся, но мне иногда хочется, чтобы моя жизнь сложилась немного по-другому, и я бы вырос в семье потомственного военного. Я ощущаю внутреннее сродство с армией, с полями сражений. Тогда я удивлялся, как удивляюсь и сейчас, почему магия не играет почти никакой роли в великих битвах. Где-то глубоко внутри себя я уверен, что так будет не всегда.