Там, где лес не растет - Мария Семенова Страница 12

– Ну-у… – замялся молодой венн. –«Чаграва»-то в полдень назавтра… Думал у тебя попроситься… Тут, во дворике. Мнеместа много не надо…

Хозяин задумчиво покивал, потом сказал ему:

– Пойдём, на корабль провожу.

– Это из-за Шанявы? – хмуро спросилКоренга. – Если я буду спать здесь, он может вернуться?

Харчевник усмехнулся.

– Шаняву этого мои ребята сквозь сито просеют и рыбамскормят… Нет, парень. Просто слышал я кое-что про твоего Ириллира… Если он срассветом парусов не поднимет, значит, я с ума уже сбрёл.

– Да как же!.. – ахнул Коренга. – Я заплатилему! За обоих за нас!..

– Вот и плохо, что заплатил. Ему чужая душа дешевлегроша. Такому вперёд деньги давать – что выбрасывать. Только после, когдасделает, что посулился, а ты удостоверишься, хороша ли работа.

– Да разве ж так можно… – Коренга всё никак не могпереварить услышанное. – Не по совести это!

– А очень даже по совести, – усмехнулсяхарчевник. – Ты ему сам заплатил, сам и на корабль опоздал. Он вернётсячерез полгода, станет на торгу спрашивать: где, мол, тот малый в тележке? Хочуденьги вернуть…

Коренга зябко повёл плечами. До сих пор его, кажется, непытались обирать и обманывать. Может, везло, люди всё совестливые попадались?Жалели калеку?

– Ладно, – сказал хозяин «Утреннего улова» иприхлопнул ладонями по коленям, поднимаясь со скамьи. – Пошли, провожу.Так оно верней будет.

Коренга усомнился:

– А пустит?

– Ещё как пустит. Купил место – право имеешь.

Наслушавшись харчевника, молодой венн уже ждал, что при виденего Ириллир самое меньшее покривится. А может, и ещё более явно выскажет своёнедовольство: не удалось денежки прикарманить!.. Однако ошибся. Аррантскийкупец встретил его с полным радушием. Должно быть, не терял надежды, что пёсвсе же кого-нибудь покусает или осрамится дорогой. Так или иначе, скоро Коренгаустраивался на палубе «Чагравы», с удивлением поглядывая на садившееся солнце.Ему-то казалось, только что миновал полдень, а вот уже и вечер настал!..

Всё на корабле было странно, всё непривычно. Гладкаядеревянная палуба чуть заметно покачивалась под тележкой, жила. Где-то что-топоскрипывало, шуршал и временами хлопал на ветру длинный пёстрый флажок,украшенный изображением пепельно-бурой пичуги, негромко переговаривались подбортом ленивые спокойные волны… И удивительные морские запахи, к которым ещёутром принюхивался Коренга, отчего-то здесь ощущались острей, чем даже напричале. Наверное, всё дело было в чувстве отъединённости, отрезанности отберега. На самом деле корабль сращивали с причалом надёжные пуповины канатов,да и Коренга вполне мог бы съехать на сушу по тем самым гладким мосткам длязакатывания бочонков… Тем не менее – он был уже не на берегу. И не принадлежалберегу. Отрезанный край.

Отрезанный – от всего, что до этого дня было ему родным ипривычным. Стоило подумать об этом, как в груди начинало тревожно щемить. А чтобудет назавтра, когда уберут мостки и между берегом и кораблём начнёт ширитьсяполоска воды?..

«Я трус, – нарочно грубо хлестнул себя Коренга. –На меня честь рода возложена. А я под мамкиным подолом голову прятать готов!»

Оглядев просторную – целых три сажени шириной – палубу ипонаблюдав за корабельщиками, он выбрал себе место, где его тележка никому недолжна была помешать: у левого борта, рядом с перевёрнутой лодкой. Под этулодку Торон сразу сунулся носом и, похрюкивая, начал что-то вынюхивать. Коренгапоспешно отозвал его, рассудив, что там вполне могло быть укрыто съестное. Аколи так, пёсье любопытство непременно станет поводом для придирок. И денежнойпени.

Некоторое время Коренга просто сидел, озираясь кругом. Потомсказал себе, что на ближайшие четверо суток этот уголок станет ему подобиемдома. Значит, надо перестать вздрагивать от каждого примерещившегося шороха иустраиваться, как надлежит в доме.

Он вытащил из тележки мягкий вьючок, при езде подпиравшийему спину. В развёрнутом виде это был толстый коврик как раз по его росту.Коренга расстелил его на палубе рядом с тележкой. Потом, придирчивоприслушавшись к себе, поддёрнул штаны (с задней стороны в них имелся клапан,который из-за неизбежного пользования черпачком приходилось держать всё времяотстёгнутым). И наконец покинул тележку, выпростав из неё никчёмные ноги.Проделал он это с ловкостью, порождённой каждодневным обычаем. И, опустившисьна коврик, блаженно вытянулся на животе. Привычка привычкой, а от постоянногосидения на заду у него всё равно к вечеру противно ныло всё тело.

Двое аррантов, отряженных Ириллиром присматривать запорядком на палубе, с интересом поглядывали на Коренгу с кормы корабля. Он,конечно, видел их взгляды. Но вёл себя так, словно находился.в полномодиночестве за толстой и надёжной стеной. Жизнь и этому успела его научить.

Торон сидел рядом, улыбался, вывалив язык, к чему-топрислушивался. Простой душе много ли надо? Он был сыт и рядом с хозяином. Ановое и непривычное место – да сколько он их, таких, успел повидать!

Поглядев на невозмутимого зверя, Коренга решил брать с негопример. И, хотя тоже был сыт, вытащил из тележки мешочек с самым лакомымлакомством, которым у него было в обычае завершать удачные дни. В мешочкележали маленькие ржаные сухарики, материн подорожник. Сколько ни пробовалКоренга по чужим краям диковинных кушаний, а пришёл-таки к убеждению: ничеговкуснее этих сухариков из родной печи ему ни в одной харчевне не поднесут. Дажев таком праведном заведении, как «Утренний улов».

«Спасибо, что доченьку в обиду не дал, – сказал ему напрощание хозяин харчевни. – Одни мы с ней, понимаешь… Второй год пошёл… Яза неё…» Кашлянул, махнул рукой, отвернулся. И принялся сосредоточенно рыться впоясном кошеле. А Коренга мысленно схватился за голову: он-то, рассказываядевчушке о своём странствии, чуть не наплёл ей о мнимом вдовстве собственногоотца. Вот уж воистину – уберегла судьба от непотребства!.. Зато стало понятно,что короткие волосы и борода её батюшки, которого он сдуру принял за вышибалу,были не признаком кулачного ремесла, а данью печали. Харчевник же извлёк рукуиз кошеля, и Коренга увидел цепь. Это была очень необычная цепь. Поверхностькованых звеньев блестела светлей серебра, и Коренга сразу уразумел, что увиделдивное диво. Тайной такой выделки металла владел в Галираде всего один мастер;где уж было мимоезжему венну надеяться столь редкую и дорогую работу узреть,тем более в руках подержать!.. А харчевник без лишних слов – и без малейшейопаски – взял да надел чудесную цепь Торону прямо на шею, и тот просунул головув блестящее ожерелье, словно так тому и следовало быть. Серебристые звенья итеперь покоились там, потерявшись в пышном меху.

«Дочка велела тебе отдать… Для сучонки своей заказывали,чтобы красовалась, как повзрослеет… Погодит, мала ещё. А ты Гырчея [23]своего как гладить начнёшь, так лишний раз и вспомнишь Медву да Буркуна!»