Черная кость. Книга 1. Князь-волхв - Руслан Мельников Страница 12

— Не только по рыцарским, — буркнул Бельгутай. — По нашим — тоже. Да и по вашим, урусским, наверное.

Тимофей развел рукам:

— Ну, в общем, да. И по нашим.

* * *

— Так что мне передать его величеству? — не выдержав, встрял в разговор германский рыцарь. — Вы вступите на ристалищное поле или нет?

Бельгутай медлил с ответом. А Гебердорф не умолкал:

— Если вас смущает перспектива лишиться на ристалище лошадей и оружия, то знайте: в этой схватке имущество побежденных не достанется победителям. Его величество пожелал провести турнир не алчности, но доблести. Достойнейших и сильнейших он щедро вознаградит сам.

Глумливая улыбка вновь изогнула губы Зигфрида фон Гебердорфа.

— Или воины хана привыкли сражаться только издали — стрелами, пущенными из луков, — а честного боя лицом к лицу избегают? Знаете, ходят у нас такие слухи. Если это действительно так, то, быть может, вы хотя бы примете участие в состязании стрелков? По окончании турнира свою меткость покажут лучшие лучники и арбалетчики императора. Правда, все они… — Немец брезгливо поморщился. — Из простонародья они все. Благородных рыцарей среди стрелков мало. В основном — слуги, крестьяне, горожане да прочий сброд. Вы желаете соревноваться с чернью?

Молодой рыцарь скалился уже во весь рот. Тимофей с трудом сохранял маску безразличия на лице, ощущая в сжатых кулаках свирепый зуд. Да, не просто, совсем не просто состоять толмачом при посольстве.

— Что он говорит, Тумфи? — поторопил Бельгутай.

Тимофей вздохнул поглубже. Перевел слово в слово…

— Избегаем честного боя, значит? — процедил сквозь зубы нойон.

Тимофей неодобрительно покачал головой:

— Послушай, Бельгутай, а ведь немец этот специально нас с тобой задевает. Прямого вызова пока не бросает, но уж очень хочется кому-то вытащить нас на ристалище.

— Избегаем честного боя?.. — вновь — почти ласково, но с кривой недоброй улыбкой — повторил ханский посол, словно и не слыша толмача. — Ответь-ка ему вот что, Тумфи…

Тимофей охотно перевел ответ Бельгутая:

— А у нас, благородный Зигфрид, ходят слухи о том, что ваши бесстрашные рыцари из опасения получить рану никогда не отправляются на битву, не прикрыв предварительно себя железом со всех сторон. Говорят, что даже против диких северных племен — пруссов, жмудинов и литвинов, вооруженных лишь дубинками и каменными палицами и одетых в звериные шкуры, — рыцари воюют в своей несокрушимой броне. И на юге, говорят, сражаясь под палящим солнцем пустыни с легкой сарацинской конницей, они тоже не снимают лат. А еще, говорят, закованные в сталь и восседающие на крепких боевых конях рыцари не считают зазорным убивать пеших и бездоспешных слуг своих противников. Вероятно, именно это и называется честным боем у благородного рыцарского сословия?

Тимофей с удовлетворением заметил, как насмешливая улыбка сходит с самодовольного лица мальчишки и как лицо это вытягивается все сильнее и отчетливо покрывается бледными пятнами.

Ай, Бельгутайка, ай, молодец! Славно отшил заносчивого юнца!

Фон Гебердорф, словно кулачный боец, получивший под дых, беззвучно хватал ртом воздух, не зная, что сказать и как ответить. Едва сдерживаемый гнев мешал германцу подобрать нужные слова. А Бельгутай продолжал — спокойно, невозмутимо, назидательно.

— В любой войне каждый из противников идет к победе своим путем, — переводил Тимофей речь татарского посла. — И либо приходит к ней, либо нет. Таково единственное правило войны. Единственное честное правило, ибо во всем прочем честных войн не было, нет и не будет. Это столь же очевидно, сколь сильно разнятся вооружение, количество и состав войск, крепости и осадные машины воюющих сторон, а также хитрости и уловки, используемые военачальниками. Если бы войны велись честно, благородный Зигфрид, их не возникало бы вовсе. Все споры решались бы поединком царей, сражающихся на мечах или копьях одинаковой длины и прикрывающихся щитами одинакового размера. Увы, в этом несовершенном мире все происходит иначе…

Молодой германец больше не улыбался. И кажется, мало что понимал из сказанного. Ярость мешала ему должным образом вслушиваться в чужие слова и осмысливать их. Рыцарь метал ненавидящие взгляды то в Бельгутая, то в Тимофея.

— Вы выйдете на ристалище, господин посол? — наконец хрипло выдавил он. — Вы, ваш толмач и ваши воины?

— Да, — неожиданно жестко и коротко ответил Бельгутай.

— Да, — перевел Тимофей.

Немец удовлетворенно кивнул:

— Я тоже там буду. И непременно постараюсь встретиться с кем-нибудь из вас.

Из татарского лагеря Зигфрид фон Гебердорф не выехал даже — вылетел стрелой. Унесся прочь с видом человека, которого оскорбили до глубины души и который жаждет скорейшего отмщения.

— Ты все-таки решил участвовать в турнире, Бельгутай? — Тимофей повернулся к послу.

— Решил, — кивнул тот. — Мы представляем великого хана, и никто не должен упрекнуть его воинов в трусости. Мы можем проиграть, но отказаться от боя не можем. К тому же переговоры… Мне приказано продолжать их при любых условиях. Этот турини, как я понимаю, одно из условий императора. Ну а в том, что Феодорлих увидит меня и моих нукеров в деле, ничего страшного нет — пусть себе смотрит. А мы, в свою очередь, посмотрим, на что способны в бою его рыцари… Что? Что ты на меня так уставился, Тумфи? Хочешь о чем-то спросить?

— Хочу. А иных причин, побудивших тебя дать согласие, нет?

Бельгутай окинул его насмешливым взглядом:

— Тумфи, иногда ты пугаешь меня своей проницательностью. Есть, конечно. Мне нужно точно знать, зачем Хейдорх так жаждет выманить нас на свое полуночное состязание, а не выехав туда, я этого никогда не узнаю. Кстати, тебя ведь тоже приглашали. Будешь драться?

— Ну а то! — хмыкнул Тимофей. — Драться — оно дело нехитрое, дело знакомое. Отчего ж не потешиться?

Тимофей покосился вслед удалившемуся Зигфриду. Кто знает, может, на ристалищном поле ему посчастливится собственноручно проучить наглого юнца.

Эта безлунная ночь в закатной стране идзинов [5]ничем не отличалась от тех ночей, к которым привык и частью которых стал Итиро у себя на родине. Ночь была непроглядно-темной и вполне подходящей для того, чтобы при желании и определенном умении раствориться в ней быстро и бесследно.