Ближняя Ведьма - Виктория Шваб Страница 13

На это она издает сдержанный смешок и снова принимается шептаться с землей.

– Нет, милая. Мне семена не нужны. К тому же цветы, что я ращу, с пустоши. Дикие цветы.

– Не знала, что это можно, на такой почве.

– У тебя, конечно, ничего не выйдет. В том-то и дело. Цветы вольнолюбивы. Они растут, где захотят. Я бы посмотрела, как ты станешь указывать цветку с пустоши, где ему вырасти.

Магда садится, распрямив спину, и растирает руки.

Я смотрю на пустую грядку. Уже больше часа прошло с тех пор, как Отто со своими людьми вышли на поиски, и, видимо впустую. И, насколько я понимаю, сейчас дядя направляется домой. Может, Магде что-то известно. Хоть что-нибудь. Даже если меня она попотчует очередной сказочкой.

– Магда, пропал ребенок, Эдгар. Ему пять лет…

– Такой маленький, белобрысенький? Как это случилось? – Магда обращает ко мне здоровый глаз.

– Никто не знает. Прошлой ночью он пропал прямо из своей кровати. Пока не нашли никаких следов.

Лицо Магды слегка меняется, глубже залегают морщины, темнее кажется плохой глаз, а здоровый смотрит в никуда. У меня чувство, что она хотела что-то сказать, но передумала.

– Ты думаешь, его кто-то украл? – спрашиваю я. Магда с мрачным видом кивает.

– Земля похожа на кожу, растет слоями, – изрекает она, подхватив щепоть грязи скрюченными пальцами. – Тот слой, что сверху, шелушится и разрушается. И, рано или поздно, открывается то, что было спрятано в глубине.

Разочарованная, я молча киваю. Магда такая, то и дело болтает какую-то околесицу. У нее-то в голове цепочка мыслей, наверное, ясная и логичная, но жаль, что никто в мире не может этого уловить. Надо было сразу догадаться, что она не сможет – или не захочет – мне помочь.

– Ветер одинок… – прибавляет Магда так тихо, что мне только чудом удается ее услышать. Эти слова что-то задевают во мне, какое-то воспоминание.

– Что ты… – начинаю я.

– Лекси Харрис, – в дверях домика вырастает Дреска. Она тычет в меня клюкой, так что я поднимаюсь на ноги и иду ей навстречу. Взяв меня за руку, она что-то кладет мне на ладонь, какой-то сверточек, перевязанный бечевой, Он пахнет вереском, пустошами, и дождем, и мокрыми камнями.

– Отдай это своей сестре, – говорит старуха. – Скажи ей, чтобы носила это не снимая. Для защиты.

– Так вы слышали про Эдгара.

Дреска кривится и сжимает мои пальцы вокруг амулета.

– Мы сделали такие для всех детей.

– Я ей отдам, – уложив пакетик в карман, я собираюсь уйти.

– Лекси, – это уже Магда говорит. – Я позвала тебя по той же причине, по которой мы пригласили тебя вчера. Из-за него. Мне было интересно, слыхала ли ты пересуды в Ближней о чужаке.

Она указывает грязным, в земле, пальцем на незнакомца в пустоши. Я бросаю последний взгляд на юношу, все еще обращенного к нам спиной. Он скользит по земле, и внезапно мне кажется, что там не человек – просто валун или упавшее дерево, торчащее из жухлой травы.

– Другие тоже станут его искать, – замечает Дреска.

Я понимаю, о чем она.

– Я никому не скажу. Я дочь своего отца.

– На это мы и надеемся.

Уже выйдя на тропинку, я оглядываюсь и добавляю:

– Вы правда ничего о нем не знаете? Откуда он взялся?

– Здесь он в большей безопасности, – шепчет Магда, зачерпывая грязь.

– Он секретничает, – говорю я.

– Как и все мы, – отзывается Дреска сухим смешком. – Ты не думаешь, что Эдгара взяли мы.

Это не вопрос. Но она права.

– Нет! Я не думаю, что это сделали вы! – кричу я с тропы. – Но я собираюсь найти того, кто это сделал.

Домой я добираюсь раньше Отто и несказанно этому рада. Высоко в полуденном небе висит солнце, и отправляться в деревню сейчас рискованно, слишком велик шанс наткнуться на дозорных. Ни Рен, ни мамы не видно, но в доме тепло, от натопленной печи уютно пахнет камнями и хлебом. Только сейчас я понимаю, что голодна как волк. На столе полкраюхи хлеба и большой кусок холодной курицы, оставшиеся от обеда. Я отрезаю по несколько ломтей от того и другого и жадно съедаю, наслаждаясь свободой и одиночеством, тем, что могу просто есть, не следя за манерами.

Чувствуя себя гораздо лучше, я скрываюсь в своей комнате, сбрасываю башмаки и приглаживаю волосы. Потом начинаю расхаживать перед кроватью, пытаясь осмыслить все, что было днем. Отец учил меня слушать свой внутренний голос, а внутренний голос говорит, что этот странный, опустошенный парень не уводил Эдгара. Но это еще не значит, что я доверяю ему во всем. Пока не доверяю. Пока я его не понимаю. И мне совсем не нравится стеснение в груди, когда я смотрю на него – как тогда, когда я встречаю диких зверей в лесу.

Что-то еще не отпускает меня, и я вспоминаю шепот Магды: «Ветер одинок».

Мне знакома эта строчка.

Я подхожу к столику у окна, тому, со свечами и книгами. Пальцы сами находят одну, в середине стопки. На зеленой обложке отметины, вроде тех, что пальцы оставили на ноже и топоре. Но эти – от моих пальцев, это мои метки от частого пользования.

Потрепанная книга пахнет – это густой, землистый запах, словно в обложке не страницы, а кусочек пустоши. Каждый раз, когда папа рассказывал мне какую-то историю, я просила записать ее сюда. Книга странно тяжелая, как камень. Я ложусь с ней на кровать, провожу пальцами по мягкой обложке, а потом открываю и перелистываю страницы. Три года назад почерк отца перестал появляться на них, и его сменил мой.

Осталось еще много чистых, незаполненных листов. Время от времени я пыталась вспоминать крупицы, которые отец мог забыть вписать сюда. Я могла гулять, или разносить хлеб, или колоть дрова, и вдруг в памяти возникала фраза, я слышала его глубокий голос и пулей неслась домой, чтобы записать ее.

Ветер одинок.

Мне знакома эта фраза.

Я нахожу запись, сделанную несколько месяцев назад, когда моя рука уже заменила его почерк:

Облака в небе над пустошами кажутся такими общительными. Отец говорил, что они – самое духовное, что есть на пустошах, что каждый день они отправляются в паломничество, выступают в путь на рассвете и собираются вместе на молитву. Дождь, шутил он…

Запись обрывается. Кое-где страница сморщена, усеяна маленькими мокрыми кругами.

Я листаю страницы назад, ищу более раннюю запись, сделанную еще им самим. Большой палец цепляет уголок страницы в самом начале, и я открываю ее.

Конечно же. Это из истории, которую я вспоминала прошлой ночью.

Если ветер с болот начнет петь, ты его не должна слушать, по крайней мере, не во все уши. Только исподтишка. Знаешь, как смотрят искоса, краем глаза. Ветер одинок, детка, и вечно ищет себе компанию.