Там, где лес не растет - Мария Семенова Страница 14

Что значит – будет качать?.. Коренга вполне представлялсебе, как колышется на волнах лодка. Или плот, связанный из брёвен. На такойслучай в тележке имелся ещё один рычаг, неподвижно крепивший колёса, и Коренгапоказал его Буркуну в действии. Тот посмотрел, кивнул и отмолвил: «Всё равнопривяжи».

И даже снабдил Коренгу несколькими кусками крепкой верёвки,причём не пеньковой, а сплетённой, как поводок Торона, из тонких сыромятныхремней. Коренга про себя даже слегка возмутился. Он возил с собой моток лучшейна свете веннской верёвки, зачем ему какая-то чужая, сделанная неведомыми руками?..Вслух он, конечно, поблагодарил. А теперь вот, глядя в весьма неприветливуюморскую даль, решил воспользоваться и советом Буркуна, и его подарком. Ибопочтенный харчевник, прежде чем сделаться таковым, много лет ходил в море зарыбой. Да не простым ловцом – вожаком артели, старшим на корабле. Он осел наберегу, лишь овдовев, да и то так решила ватага, видевшая горе Буркуна и егоотчаянную любовь к единственной дочери. Вскладчину урядили харчевню и поставилиБуркуна в ней хозяйствовать: сами рыбку ловим, сами готовим, сами и на столподаём… И деньги – на всех!

В общем, если Буркун что-то говорил о море и о жизни накорабле, его следовало послушать. В самом деле, разве на берегу угадаешь, с чемвстретишься за небоскатом?.. Коренга завязал несколько надёжных узлов ипочувствовал себя вполне готовым к далёкому плаванию. И мысленно дажепосетовал, что до полудня было ещё так далеко. Ведь по-настоящему страшнымбывает только неведомое. Когда оно наконец открывает свой лик и наступает мигбоя, тут уже не до страха. Вот Коренге и хотелось, чтобы этот миг скорейнаступил. Сидеть без дела и потеть, ожидая не пойми чего, – хуже невыдумаешь.

Что такое настоящая морская качка, Коренга в полной мереосознал сразу же, как только «Чаграва» вышла за гряду островов, надёжноприкрывавших Галирад от ярости океана. Первая же волна, не просеянная сквозьрешето отмелей и узких проливов, так наподдала судну в скулу, что оновздыбилось, подобно норовисто гарцующей лошади. Какое там раскачивание лодки наозере, плота на реке!.. Тележка Коренги осталась на месте только благодаряверёвке и умелым узлам. Торон испуганно взвизгнул и поехал по накренившейсяпалубе. Коренга что было силы сгрёб одной рукой поводок, а другой – бортик тележки,чтобы не оказаться выдернутым из неё вон. Позже он с изумлением вспоминал, чтувсего более заботило его в эти мгновения. Первое: чтобы не разлился черпачок. Ивторое: чтобы Торон не слишком исцарапал палубу когтями. Иначе – плакалзадаток, который он надеялся вернуть в нарлакской столице! О том же, сколькоещё продлятся бешеные броски корабля и сколько он сможет их выдерживать,Коренге почему-то не думалось совершенно. Мать рассказывала ему, как когда-тооступилась на бегу и упала врастяжку, сломав, как потом выяснилось, правуюруку. «Наземь летела и только думала, – с усмешкой вспоминала она, –не задрался бы подол…»

…А нос корабля уже тяжело рушился вниз, в зеленоватую безднумежду этой и следующей волной, и над наветренным бортом вырастала прозрачнаястена, чтобы спустя нескончаемое мгновение рухнуть на палубу и шипящей пенойвкатиться под колёса тележки… под бок поскользнувшемуся Торону… подперевёрнутую лодку, где то ли прятался, то ли больше не прятался галирадскийворишка…

По счастью, ветер дул северо-западный, а город Фойрег, куданаправлялась «Чаграва», располагался на юге. Поэтому довольно скоро корабльповернул, и волны сразу перестали бить его, из беспощадных врагов превратившисьв добрых попутчиков. Они могуче и неторопливо наплывали с кормы, мягкоприподнимали корабль и некоторое время несли его на себе, подталкивая иподгоняя, а потом с размеренным шорохом уходили вперёд. И ветер, только чтоказавшийся роями ледяных ножей, словно по волшебному мановению сделался почтинезаметен. В снастях перестало выть и гудеть, зато солнечные лучи обреликакое-то подобие теплоты…

Коренга с облегчением перевёл дух и выпустил поводокприободрившегося Торона. На пальцах, как попало захлёстнутых плетёным ремнём,уже начали проступать синяки.

Буркун предрекал Коренге, что Ириллир выйдет в море срассветом. Коренга даже удивился про себя, когда на восходе солнца аррантскийкупец, наоборот, покинул корабль, и молодой венн не на шутку встревожился,обратив внимание на его озабоченное лицо. Впрочем, Ириллир особо далеко неушёл. Достигнув стоявшего посреди пустынной в этот час торговой площади МедногоБога, купец остановился перед изваянием и некоторое время стоял, склонив головуи что-то шепча. Потом преклонил правое колено, как требовала его вера. Извлёкиз-под просторного плаща маленький бурдючок знаменитого вина своей родины – небутылку, а именно кожаный бурдючок – и пригубил из него, а остальным щедроокропил Медного Бога, особенно стараясь омочить длинную всклокоченную бородуМорского Хозяина аррантских легенд. И вновь замер в сосредоточении,коленопреклонённый, с опущенной головой…

Коренге доводилось уже наблюдать, как молились передотплытием соплеменники Ириллира, ибо «Чаграва» не была единственным аррантскимкораблём в гавани Галирада. Так вот, те мореплаватели обходились со своимМорским Хозяином, как со старым знакомым, приглашённым разделить дружескуюпирушку: кратенько обрызгивали его вином, не переставая при этом беззаботношутить между собой и смеяться. Наверное, они были уверены в благосклонности МедногоБога. Да и сам Он, казалось, взирал на смертных соотчичей снисходительно ипо-доброму…

По сравнению с ними Ириллир вёл себя так, словно был чем-товиновен, чего-то боялся. Или Коренге просто примерещилось оттого, что рассветзадался холодно-малиновым, а навстречу этому зябкому свету с моря летели низкиерваные облака, нёсшие в себе промозглую и неуступчивую темноту ночи, иустремлённый в небо гарпун в занесённой руке Медного Бога как-то очень ужзловеще нависал над головой Ириллира?..

А потом купец вернулся на корабль и сразу велел готовиться котплытию – благо все гости корабля уже собрались на борту и никого не нужнобыло ждать. Так что в итоге Буркун не сильно-то и ошибся.

За последующие двое суток Коренга вполне убедился, чтоокеан, как все великие стихии, имел нрав крутой и суровый. И, как любая стихия,не очень-то миловал дураков, совавшихся к нему без почтения и без должныхпознаний. Вторая ночь выдалась тихой и ясной, на палубе не осталось почтиникого, кроме рулевого, и Коренга решил ополоснуть свой черпачок. Нарочно дляэтой цели у него имелось небольшое ведёрко. Коренга привязал его на верёвку,осторожно спустил за борт… берестяное донце коснулось воды, посудинканаполнилась… и верёвку так рвануло из рук, словно там, внизу, ведёрко кто-тосилился утащить!

– Торон!.. – шёпотом закричал Коренга.

Смышлёный пёс тут же подхватился с палубы и, поставивпередние лапы на борт, сцапал верёвку зубами. Вдвоём они с грехом пополамвернули ведёрко, так что Коренга черпачок всё же выполоскал, хотя руки тряслисьот неожиданности и невольной обиды. Позже, утром, он подсмотрел, как доставаливоду арранты. Мореходы размахивались и закидывали ведёрки подальше вперёд. Ибыстро вытаскивали, когда верёвка становилась отвесно.