Бестиарий спального района - Юрий Райн Страница 14

– Како-о-ой!

Он проторчал в сортире минут пятнадцать, гадая, что же сделали с его женой в этом солярии. Потом осторожно вышел, тихо оделся, заглянул в спальню – Вика как будто спала – и пробормотал:

– Я за хлебом… Хлеба купить забыли…

– Зачем тебе хлеб, – сонно проговорила Вика, – когда у тебя есть я? Иди скушай свою девочку…

Не открывая глаз, она сбросила одеяло, бесстыдно раскинула ноги во всю ширь кровати и, чуть слышно постанывая, принялась поглаживать руками свою грудь.

– Викусь… – ошарашенно выдохнул Дима, – ты чего? – Как-то не замечал он раньше за женой такого… такой… он даже затруднялся назвать, чего такого или какой такой.

– А потом я тебя скушаю… – сдавленным голосом пообещала Вика.

Что ж, первая часть Диме, в общем, удалась, а вот вторая… Короче говоря, его «улан-батору» требовался отдых. Даже, пожалуй, самому Диме он требовался: последние события, особенно поход на рынок, совсем его измотали. И очень хотелось пива.

Впрочем, жена, кажется, не была в претензии.

Он все-таки выскользнул из дома, добрел до киоска, что на автобусной остановке, купил бутылочку «Туборга», выпил ее, сидя на скамейке у подъезда, – про хлеб забыл – и вернулся домой. Вика спала. Он включил телевизор, приглушил звук, прилег на диван – и тоже задремал.

Спалось плохо: привиделись какие-то мерзкие коты, рыжий и черный. Рыжий был издевательски вежлив, даже елеен, черный же не скрывал враждебности и все норовил цапнуть Диму когтями, приговаривая: «Вставай, Смирнов, хватит спать!»

Дима сильно вздрогнул и проснулся, весь в поту. Над ним стояла обнаженная Вика, говорившая обиженным тоном:

– Вставай, Смирнов, хватит спать! Это все не экзотика была! Собирайся!

Что ж, деваться было некуда. Тем более что Димин «улан-батор», в отличие от своего хозяина, казалось, все же набрался новых сил. Дима попытался было обвить рукой стройное и гладкое бедро жены, но та заявила, что домашняя сессия закончена. Собирайся же, Смирнов, не тормози!

Собрались, и Вика потащила мужа в сторону леса.

– Давай, Димочка, давай! – щебетала Вика, бросая на мужа жгучие взгляды. – Кончай ныть, уже почти пришли!

Действительно, чтобы попасть в лес, оставалось только перейти через улицу.

Очень хотелось еще пива. Впрочем, и вино, наверное, будет в жилу. Ну, Викусик, держись, подумали оба – и Дима, и его «красный богатырь».

Разругавшись с продавщицей – ни с того ни с сего, как показалось той, – Иван мощно вонзил топор в деревянную чушку, швырнул на пол заляпанный кровью халат, сунул во внутренний карман куртки длинный разделочный нож и, хромая, вышел из здания рынка.

Пара, купившая у него полтора без малого килограмма свиной шейки, как раз скрылась за углом, но Иван успел их заметить. Мясо, подумал он, свежее, молодое, упругое мясо. Он двинулся за парой, остановился на обочине шагов за сорок от остановки маршруток, вытащил несколько сотенных купюр, махнул ими. Немедленно остановились ржаво-белые «жигули». Иван сел рядом с водителем, сказал: «Туда. Триста. Четыреста. Стой пока». Бомбила напрягся, но жадность пересилила.

Двое залезли в подошедшую маршрутку. «Туда, – приказал Иван. – Медленно».

Собственно, из двоих его интересовала только девка. Это она была молодым, упругим мясом. Это она нужна Ивану. А парня прогонит. Если, конечно, тот будет умно себя вести.

В мясе Иван разбирался. В чем другом – не очень, а в мясе – как мало кто. Родичи, конечно, тоже разбирались, и не хуже его, да где они, родичи? Далеко родичи, на родине, в Якутии… Да и мало их осталось: зверь ушел, олень ушел, жить трудно. Родичи, все почти, хлипкие оказались, бросили дело, алмазы добывать пошли, еще какими стыдными вещами занялись. А они ведь не кто-нибудь: абасы. Им, абасы, Высшими Духами назначено мясом ведать, оленя мучить, всякого зверя мучить, мясо пожирать, и с мясом – силы звериные пожирать, а мучения звериные Высшим возносить. Бросили, всё бросили…

Он, абасы Иван, не бросил. Хоть и косились на него родичи – неправильный, мол, абасы, настоящий абасы одноног, однорук, одноглаз, а этот недоделанный, – а он, недоделанный, покрепче других оказался. Свирепо со всеми расплевался, проклял всех – и в Москву подался. Думал почему-то, что в Москве этой всего навалом – и оленя, и медведя, и песца, и вообще зверя разного. Москва же! Оказалось – не так. Зато – бойни большие.

Устроился было на бойню, да на другой день дикие русские его выгнали: неправильно, сказали, ты скот забиваешь. Плюнул, в рубщики пошел.

Не то это, конечно, не то… Ничего, осмотрится – найдет по себе дело. А пока что – вот это нежное, сладкое мясо, на длинных гладких ногах, влажно-пряным пахнущее, с ума сводит.

«Жигули» следовали за маршруткой, Иван зорко следил единственным глазом – не упустить бы. Попытки водилы завязать разговор – пустой, конечно – пресек коротким рыком: «Тихо».

Иван проследил добычу до самого подъезда: когда пара выпрыгнула из маршрутки, сказал бомбиле: «Стой», сунул две сотенные, сверкнул глазом, оскалил зубы – пустой человек за рулем только открыл и закрыл рот, – вылез из гнилого корыта и, держа дистанцию, пошел за теми двоими.

Внутри все дрожало.

Он устроился на скамейке у аптеки наискосок от подъезда и принялся ждать. Он хорошо умел ждать.

Вот тот парень, словно ошпаренный, выскочил из подъезда, перевел дух, потоптался на месте и пошел к остановке. Иван повернулся так, чтобы его лица не было видно.

Мясо дома одно. Пора? Нет, не пора. Парень вернулся к подъезду, держа в руке бутылку пива, сел на лавочку, сковырнул пробку, присосался. Ивана передернуло.

Парень допил свою гадость, понурился и скрылся в подъезде.

Что ж, будем ждать дальше.

Прошло два часа. Или три часа. Какая разница? Иван дождался: пара показалась из подъезда, обогнула дом и двинулась через дворы в сторону леса. Иван последовал за ними. Можно было даже не держать добычу в пределах видимости: пряный запах, источаемый девкой, так и бил в короткий широкий нос абасы.

В лес идут. Это хорошо.

Боканон Матвей, нескладная очкастая дылда, крался за опасным монголоидом. Остаться незамеченным было бы нелегко, но монголоида поглотило преследование молодой пары, точнее – Мотя это чувствовал – прелестной юной девушки.

Доброе сердце боканона сжималось. Девушка, случайно встреченная на рынке, совершенно очаровала его. Столкнулись носом к носу, она что-то – Мотя не разобрал – говорила прелестным голоском своему спутнику, Матвей мгновенно влюбился и – надо же! – тут же испортил воздух. Смутился страшно.

Влекомый силой любви, Мотя, как мог осторожно, потащился за красавицей. Повезло – она направилась к соленьям, где стояли сильнейшие запахи. Выпускаемые боканоном газы там почти не ощущались, так что он позволил себе приблизиться к любимой. Ах, кружилась Мотина голова, богиня, настоящая богиня!