Цитадель "Вихрь" - Татьяна Кононова Страница 15

Уставшие и еле живые после вечернего кросса, силовой и общей физической, мы вяло желаем друг другу спокойной ночи и расползаемся по комнатам. Мальчишки на прощание хлопают нас по плечу, говорят что-то вроде “вы это, обращайтесь, если что” и исчезают в телепорт-лифте: они живут втроем, а мы, как и все девочки — по двое. Сойка не глядя прикладывает ключ-карту к сенсору и взбалмошным ураганом влетает в комнату, снося мои вещи на своем пути:

— Чур, я первая в душ!

— Да не вопрос, — я расшнуровываю берцы и падаю на кровать. С удовольствием обнаруживаю, что нам наконец-то подключили исправленную систему отопления, и одеяла здесь тоже с подогревом. Еще одна моя личная память о прошлом…

“Дорогой дневник, сегодня я сошла с ума” — так и хочется написать, если бы было, на чем. После ремиссии я избавилась от всех напоминаний о больнице: старых наушников, белых вещей и бумажных блокнотов. Иногда лучше всего спасают от суровой реальности либо глубокий эскапизм, либо совершенное сумасшествие.

Мое присутствие здесь в принципе выглядит безумием. Полгода назад я и подумать не могла, что запишусь добровольцем на вступительные испытания, а потом приеду сюда и неожиданно останусь. Я никогда не мечтала быть разведчицей или медиком. Не мечтала бегать по лесу со странным оружием и подчиняться командам человека, которого уважают и боятся. Но судьба не оставляет выбора ни мне, ни моим новым друзьям, которые тоже оказались в первых рядах защитников Цитадели. У многих за плечами своя история, и наверняка далеко не все пришли сюда просто потому, что им так захотелось служить на благо общества.

— Душ свободен, — Сойка сушит волосы пневматическим феном и кидает в мою сторону чистое полотенце. — Ты чего такая кислая?

— Чтоб тебе лимон в чай добавлять не пришлось, — вяло отшучиваюсь.

— Надоели твои подколы, — соседка морщит хорошенький носик и выключает фен. Кудряшки стоят пушистым облаком. — Ты вообще вечно всем недовольна. То груша спортивная тебя бьет, то еда в столовой не та, то жарко, то холодно… Знала же, что тут не курорт, зачем тогда поступала?

Чувствую, что Сойка заводится. Успокаивать ее бесполезно, да и нет ни сил, ни желания.

— Это не твое дело.

— Родине служат по призванию, а не по призыву!

— А я не служу родине!

— Эгоистка! — в меня снова что-то летит, но вдруг шлюз загорается, пропуская кого-то с высшим доступом, и расческа останавливается в воздухе, подхваченная рукой Ветра. Это было неожиданно, и даже красная от злости Сойка мгновенно затихает.

— Что за крики? — спокойно интересуется наставник, отдавая моей соседке потенциальное орудие убийства. — Вас слышно с первого этажа.

— Она сказала, что не хочет служить родине! — ябедничает Сойка. Когда-нибудь я закачу глаза так, что увижу свой мозг. Заодно и узнаю, осталось ли там хоть что-нибудь.

— Правильно сказала. Очень мало кто вступает в ряды новобранцев с желанием просто служить. У каждого свои причины, и мы защищаем не абстрактную родину, а то, что нам в ней дорого. Наши семьи, наших друзей, иногда даже просто память о чем-то. А если серьезно, Тиша?

Я пожимаю плечами. Не знаю, как объяснить, чтобы не показаться сентиментальной дурочкой. В Цитадели есть общий каталог всех когда-либо родившихся и погибших, однако в главный филиал имеют доступ лишь наставники либо служащие с высшей ступенью доступа. Для этого надо пройти весь срок службы и иметь как минимум десять боевых выходов. А значит, для начала хотя бы поступить на первый курс. В этом каталоге среди сотен тысяч чужих имен я надеюсь найти имена родителей и дедушки. Если мама была со мной, хоть и не так долго, то отца я не знаю совсем, и почему-то думается, что семья станет ко мне ближе, если смогу прочитать и посмотреть их жизнь. И может быть, при случае отомстить за их смерть — если она была не просто волей судьбы и времени.

— Ладно, захочешь — расскажешь, — резюмирует Ветер. — А теперь в коридор обе. Двадцать отжиманий и два стакана воды.

Недовольный стон — единственное, в чем я солидарна с Сойкой. В пижамах и босиком выходим в коридор и отжимаемся, хотя после вечерней силовой земля не держит, а руки — тем более. Набираем из кулера пару стаканов и залпом пьем. Все-таки действенный метод: вся злость отступает, и остается только усталость.

— Ну что, угомонились? — наставник все это время стоял у двери, скрестив руки и глядя на наши жалкие попытки отжаться. — Спокойной ночи, девочки. Не ссорьтесь.

как будто можно забыть огонь?

как будто можно забыть

о том, что счастье хочет быть,

и горе хочет не быть?

Ольга Седакова

Усталые руки нервно сжимают керамическую кружку, вены на предплечьях от напряжения кажутся темнее. По тесному и полностью механизированному кабинету скользит едва уловимый аромат капучино, как сигнальный маячок из далекого, теплого и уютного прошлого. Пересахаренный сублимированный кофе с разведенным сухим молоком — вот и все удовольствие. А раньше это было особенным наслаждением и любимым ритуалом: встать пораньше, поколдовать над причудливо расписанной туркой, снять горькую пену, добавить ваниль и корицу…

Руководитель корпуса морщится и устало трет переносицу. Переводит взгляд на подсвеченный красным монитор: бегущая строка отсчитывает последние минуты жизни улетевших за Грань дронов, там же отображается критический уровень их заряда, территория предполагаемого охвата. Эти маленькие жучки оказались весьма и весьма опасными: как минимум, их усовершенствованная версия способна загрязнить атмосферу токсичными выбросами на определенной территории, такой силы, что последствия могут быть сравнимы с радиационной катастрофой местного масштаба. На это и направлена их деятельность: они отправляются под видом дронов-разведчиков, чтобы граждане ни о чем не догадывались, а потом методично отравляют обозначенные в краткосрочной программе кубометры.

Центр новых химических технологий очень гордится этим изобретением: невидимого врага легче победить невидимыми средствами. Правда, у любой медали есть две стороны: область химического поражения неизвестна, дроны-жучки еще не способны передавать такую информацию. Они просто летают по периметру, прячась в густых ветвях, и распыляют в воздухе едкие кислотные диоксиды. В лабораториях химцентра уверены, что методов борьбы с таким загрязнением атмосферы лесные дикари еще не изобрели.

Герметичный шлюз кабинета тихонько попискивает, информируя хозяев о гостях без нужной ступени доступа. Наверняка кто-то из младших сотрудников с очередной неурядицей вне работы или просьбой отпустить пораньше, “у меня же ребенок”… Директор центра химических технологий раздосадованно ставит чашку на стол и идет открывать. А впустив посетителя, бледнеет и спешит активировать выдвижной стул и ему, и себе: если старший научный сотрудник, инженер-технолог АН-322 пришел сам, без тысячи требований, значит, случилось что-то из ряда вон.