Попала! - Надежда Кузьмина Страница 17

Прополоскав рот, почувствовала себя лучше. Решившись, стянула чулки и вымыла в холодной воде под краном ноги. Давно пора было — после беготни по мостовым и помойкам мои нижние конечности отбили бы аппетит даже голодным каннибалам. Кстати, а как тут делают воду теплой? Наверное, надо затопить печь, а та прогреет какой-то бак или трубы? Вряд ли здесь кипяток по жизни носят кастрюлями?

Приведя себя в порядок — пошла на кухню, проверить припасы. То, что мечта о кофе накрылась медным тазом, я смекнула быстро. Но зато обнаружился сюрприз — деревянная толстенная дверь в стене в дальней части кухни вела на лестницу, спускавшуюся в подпол. А там в ящиках хранилось некоторое количество разных овощей — моркови, картошки, капусты, лука. И имелась закрытая крышкой дыра в полу — ледник. Я о таких только читала. Внизу скапливается стужа, потому что холодный воздух тяжелее. И вот зимой колют лед и засыпают его в глубокую яму. А сверху присыпают опилками, чтобы уменьшить теплопроводность. Лед не тает все лето. Продукты вешают в авоськах на веревках сверху, цепляя их за крюки, вбитые у крышки. Не морозилка, но масло, молоко, мясо и прочие продукты могут так храниться довольно долго.

— Иримэ? — раздался с кухни голос потерявшего меня Корэнуса.

— Миэ эр! — отозвалась я. — Сиа диат мирэ… э-ээ?

Надеюсь, он поймет, что этот набор слов несет в себе вопрос «какую еду можно взять, чтобы приготовить завтрак»? Лишь бы не ответил по общемужскому раздолбайскому принципу «да бери, что хочешь, только отстань!». Из того, что я видела к настоящему моменту, можно было соорудить либо блины, либо омлет. При том условии, если мне удастся управиться с плитой. Разжечь-то я ее могла, костров в своем детстве я спалила немало, мама — фанатка туризма, дачного образа жизни и прочих диких радостей — научила, как надо класть растопку, чтобы все загорелось с первого же раза. А спички, которыми пользовался вчера Корэнус, казались по виду вполне обычными. Хорошо, что в этом они были впереди Земли — у нас спички вроде бы появились только в XIX веке, а до того пользовались огнивом. Жаль, газет тут нет. Но береста в ящике рядом с печкой была…

А вот как регулировать силу огня, чтобы еда не подгорала, — сие было для меня тайной за семью печатями. Ладно — будем пока все варить. Кипяток, как ни грей, а больше ста по Цельсию не нагреешь. Кстати, а в чем у них тут температуру меряют?

Но К-2 меня не бросил. Завтрак — тривиальную яичницу с капустным салатом — мы готовили вместе. А обедом я решила заняться заблаговременно. Достала с ледника кусок мяса граммов на восемьсот весом, положила в большую кастрюлю, промыла, залила водой и поставила варить бульон. По ходу дела совала нос во все банки и склянки, исследуя содержимое, чувствуя, как во мне растет уважение к экономке профессора — женщина эта, похоже, была запасливой и фанатично аккуратной. Корэнус взялся было помочь — кажется, его интересовало все, что я делаю, — и сунулся с банкой с солью к моей кастрюле. Я погрозила пальцем — бульон солят в конце, а не в начале готовки. Почему, мне было неведомо — опыт ли то предков или мистические соображения, но поступают именно так. Обогащенный новым знанием профессор кивнул. А я узнала, как называется соль — исст.

Сняв первую пену и оставив бульон тихо булькать под крышкой на медленном огне, перебрались в кабинет. Сначала К-2 проверил, как я усвоила вчерашний урок. Ну, два слова из трех я вспомнить могла. Сочтя результат приемлемым, Корэнус достал новый лист бумаги. И — вот он, академический подход! — написал алфавит. А потом усадил меня за стол, дав возможность приписать напротив каждой из двадцати шести букв, как она произносится. Достал еще один лист и вопросительно уставился на меня. Он что, хочет, чтобы я написала русский алфавит? А потом составим разговорник для попаданцев? Вот уж актуально-насущно!

Разочаровывать профессора, рассказав, что свалилась на помойную кучу из другого мира, в мои планы никак не входило. Поэтому я написала столбиком А, Б, В… и далее по списку. Произнесла название каждой. Куча шипящих заставила Корэнуса почесать голову, а мягкий и твердый знаки поставили в тупик. Ничего, потом объясню!

Сегодня на меня свалились прилагательные. Всякие: большой — маленький, высокий — низкий, широкий — узкий, горячий — холодный. И все цвета радуги в придачу. Радугу мы даже нарисовали. Потом продолжили набирать смысловые глаголы — их критически не хватало. Так прошло три часа. Когда я уже собиралась вытереть вспотевший лоб ухом шаровары, профессор махнул рукой. Мол, довольно, отдохнем.

Я помчалась на кухню, проведать бульон. Ага, мясо мягкое, вроде бы сварилось. Почистила и порезала картошку, лук, морковь и плюхнула в кастрюлю. Подумав, для пикантности добавила помидор, превентивно содрав с него кожуру. Эх, зелени б какой-нибудь… или грибов. И теперь можно и посолить. А пробовать деревянной ложкой, кстати, удобно — не обожжешься.

Так, что бы сделать, пока обед варится? Наверное, пока светло, надо прибраться. Хоть немного. Пошла в кабинет, уставилась на К-2 и поинтересовалась, где в доме веник? И совок? Оказалось, в прихожей.

Я понимала, что профессор ломает голову на мой счет. Руки почти как у знатной леди, без мозолей, с чистыми длинными ногтями. Но при этом умеет картошку чистить и не гнушается веником. Наверное, спишет странности на особенности национальных традиций… пусть его.

Выяснилось, что за четыре месяца песка в дом натаскалось столько, что можно полпустыни Сахары засыпать. А потом львов гулять запустить и шампиньоны посадить. Вынесла это все на улицу. Потом вытряхнула тот самый половик, о который Корэнус вытирал ноги. Поняла, что малой кровью тут не обойдешься, и тоже понесла его на улицу, полоскать в тазу. Кстати, оказалось, что вторая дверь действительно ведет на огороженный задний дворик с несколькими деревьями, заросшей одуванчиками клумбой и парой скамеек.

Победив коврик и повесив его сохнуть на заднем дворе, побежала смотреть на суп. И нашла у кастрюли принюхивающегося к пару Корэнуса с деревянной ложкой. Кстати, а как будет по-аризентски хлеб?

Так пронесся весь день. Я успела подмести и у себя, выпросить у Корэнуса безразмерную полотняную рубаху, которую собиралась надевать под мое сиротское платье, чтобы шерсть не кололась, починить шкаф и кое-как протереть окно и, главное, обогатиться по ходу дела еще сотней новых слов. Узнала, как будет рынок и улица, хлеб и лук, рука и нога, город и река. И выяснила, что, во-первых, есть небольшой рынок прямо рядом с университетом, а во-вторых, западнее Риоллеи протекает река под названием Соэлара.

Вот так.

Вечером решила подольше не ложиться спать. Во-первых, нужно было еще позубрить слова — у меня было уже пять мелко исписанных листов, а карандаш пришлось точить целых два раза. Делать я это пыталась максимально экономно — других тут взять, похоже, неоткуда. Кстати, судя по аккуратному обращению профессора с бумагой, материал сей был здесь дорог. Так что хорошо бы подумать, на чем и как рисовать поясняющие рисунки из разряда «ручки-ножки-огуречик», не изводя чистые листы. Возникли три мысли: ящик с песком — я где-то читала, что в петровские времена в начальных классах именно так осваивали каллиграфию. Можно раздобыть навощенную дощечку со стилосом, на рынке вроде бы такие были. Либо, наконец, доска с мелом. Если зубной порошок есть, может, и мел где-то найдется? А доски вроде бы изготавливали из сланца. Но я думала не о нем, а о темно-коричневой керамической плитке в прихожей, по которой возюкала сегодня веником. Может, подойдет?