Дорога к Зверю  - Марина Дарман Страница 18

Мирные сохатые сразу казались лучшим выбором. Это вам не лютые, что сразу глотку порвать норовят. Да вот беда, хорошим выбором их считала не только Веста. Даже подлые ящеры предпочитали охотиться подальше от угодий волков и поближе к мирным рогатикам. Охота пошла по привычной дороге, а беглянке выбирать не пришлось. К своим-то уж точно не воротишься. В любом хуторе сыщут.

Низ округлившегося живота пугающе ныл, плечи болели от лямок перевязи, а в пояснице подозрительно кололо. Но не оставаться же там, где стая готова к охоте. Калитка тоскливо скрипнула, словно извиняясь. Веста оглянулась, тряхнула головой, прогоняя непрошенные слезы, и пошаркала к лесу. До темноты предстоит дойти до границы угодий и найти место, подходящее для ночлега, что не так уж и просто во время сезона дождей и туманов.

– А ну стой! Стой кому говорят! – грубый голос прервал размышления.

Задумавшаяся медоедка не сразу услышала окрик, и уж точно не приняла на свой счет. В центре двора стояла грузная бабка, тяжело опирающаяся на почерневшую от времени клюку. Седые распущенные патлы свисали по обе стороны лица. Нос наводил на мысли о хищных птицах. Не по-стариковски острый взгляд вовсе пугал. Ведьма, да и только.

Веста с изумлением глянула на притихших селян. Очевидно, подобные мысли посетили не ее одну. Хуторяне испуганно переглядывались, припрятав вилы за спину. Рычание стихло. О шаманках она раньше не слыхала. Даже у ящеров и тех, он мужеского полу. Но не все ли равно, коли старая ведьма готова ее принять. Молодая женщина с надежной посмотрела на неприятную бабку, резко ставшую миловидной.

– Жить будешь вон в той хате. С краю, – бабка указала клюкой на перекошенную хатку без единого огонька в оконцах. – Работать наравне со всеми. Нам дармоеды не нужны!

Веста закивала с такой силой, что заболела шея. Работы она не боится, главное – есть личный уголок. Пусть маленький и грязненький, да свой.

– Кто прогнал-то? – бабка вглядывалась так, точно ответ знала даже лучше беглянки. А потому не удивилась, услышав:

– Шаман. – Отчего-то медоедка сразу подумала о сородичах. Ящеры-то не гнали, даже выгодное замужество предложили. Другая согласилась бы. Другая. Не она.

– Ой, дурак! Зверя на него нет, – бабка качнула головой и обернулась к хуторянам: – А ну марш по избам! Али дел ни у кого нет? Так я сыщу. Как есть сыщу!

Хуторяне не хотя побрели по домам, то и дело оборачиваясь и жалея о человечьем теле. В волчьей-то шкуре и из дома разговор расслышать можно. Бабка лишь усмехалась, представляя сколько волчьих ушей сейчас возникнет по домам и прильнет к стенкам.

– Провожу давай, – грубовато бросила она и тяжело потопала вперед.

Веста плелась следом и пыталась сообразить, что нужно старой шаманке. Неспроста же та прогонять не стала. Не спроста. Даже князь и тот с умыслом пригрел. Что уж говорить о волчице, которая видит больше других.

Стоило открыть дверь, как потянуло спертым духом и плесенью. В этом доме давно никто не жил, что новую хозяйку порадовало. Нет более быстрого способа нажить врагов, чем лишить кого-то отчего крова.

Посреди одной большой комнаты стояла печь, делящая ее на две половины. Лавки, лари, занавеска на печи, горшки – этот дом точно ждал новую хозяйку. Не к добру. Видать насильственной смертью хозяин умер. Иначе бы хуторяне вмиг добро растащили.

– Беспокойник-то возвратиться небось, – Веста с тревогой рассматривала опасное жилище.

– И откуда вы берете эти глупости! – бабка опустилась на ближайшую лавку и вытянула уставшие ноги. – Хороший дом. Главное пустой!

– Зверь один раз забрал – заберет и другой, – глухо ответила молодая женщина. Примета давняя и всегда сбывалась.

– А когда бежала ты, стало быть, о Звере не думала? – бабка странно на нее смотрела, постукивая клюкой. – Столько тебя ищет, представить страшно. А ты избы боишься?!

– Найдут? Найдут, бабушка? – Веста плюхнулась на колени. Старая шаманка – первая, кто объясняет хоть что-то. Нельзя не воспользоваться.

– Найдут, – не стала отпираться та. – А вот исход от тебя зависеть будет. Коли с выбором не ошибешься, то лучше прежнего заживешь.

Медоедка догадалась на какой выбор намекает бабка, но неприятную мысль быстренько отмела. Она сделала выбор. Менять не будет.

– Вот все вы, молодые да глупые, не слушаете старую Фросю. А Фрося дело говорит. Только понимаете вы слишком поздно, – шаманка уперлась ладонями в лавку, кряхтя поднялась и устремилась к двери. Стоя на пороге, обернулась и посоветовала: – Зверя моли о прощении. Коли отмолить грехи успеешь, поменяется-то дорога.

Первые клоки после побега Веста нервно вздрагивала при каждом стуке в ворота. Ей повезло дважды: когда назначили большую охоту, и когда вскоре после ее прихода в Горенки пошел дождь. Ливень хлестал в окна, размывая дорогу и пряча следы беглянки. Сбитая с веток листва запорошила путь, а лютые бегали в лес часто, и давно перебили ее запах. Женщина молилась Зверю и не переставала благодарить за заботу.

Одно ее тревожило: дважды – это очень много. Особенно, если в подряд. В третий-то раз Зверь может и осерчать на надоеду, беспрестанно требующую помощи и защиты. Потому любую хуторскую работу она сносила без ропота, как бы тяжела та не была. А то истратишь все просьбы попусту, после и помочь некому будет.

К сильным морозам освоилась и обвыклась. Подружилась с горластой бабой Фросей и вездесущей Лукеричной. Вычистила избу, выполола траву и выкорчевали пни на будущем огороде, сменила плеть вокруг хаты и наконец ощутила, что та и правда ее. Пусть мелкая, как она сама, без челяди и с простыми лавками, а ее. В заботах и хлопотах прошли холода. Женщина успокоилась. Она крепко спала ночами, и уверенно шла к калитке впускать вернувшихся охотников. Даже поклонником обзавелась. Так незаметно и подкрался излом зимы.

Боль Веста ощутила рано утром, но значения не придала. Чем больше срок, тем чаще каменело чрево, вынуждая останавливаться и пережидать. Вот и сегодня она хлопотала по хозяйству, привычно пережидая приступы.

К обеду они участились, но не настолько, чтобы бросить дела. Когда живешь один, волен делать что захочешь и когда захочешь, но и рассчитывать можешь только на себя. Но от дома все же постаралась не отходить. Да и не уйти далеко, когда приходится то и дело останавливаться и ждать, когда боль не исчезнет, но станет терпимой.

Вечер медоедка встретила стоя. Ладонями она уперлась в стену, ноги расставила, дышала часто и не замечала, что волосы слиплись от пота. Ей все чудилось, еще немного, еще чуть-чуть и станет легче, но облегчения не наступало, а боль усиливалась.

– Ты чего это?

Веста с трудом обернулась, удивляясь тому, что не услышала скрипа двери, которую, оказывается, забыла закрыть. На пороге стояла Лукерична: соседка из дома напротив. Шумная и крикливая внешне, она отличалась редкой жалостливостью, которую тщательно прятала за грубоватым поведением.