Дорога к Зверю  - Марина Дарман Страница 19

Зато любопытство не скрывала: могла запросто забежать «по-соседски» и прямо спросить, что происходит. Вот и сейчас хмуро вглядывалась в странную позу хозяйки дома и припоминала частые остановки той на улице.

– Кажись того… – прохрипела молодая женщина, упустив «иду к Зверю».

– А-а-а, пойду я, – Лукерична попятилась и задком выбралась за дверь, не сводя с пришлой подозрительно взгляда.

Постояла во дворе, теребя передник, и припустила к самому дальнему дому. В самом деле, она поделится новостью, а дальше уж пусть Фроська решает.

Когда старая волчица вошла в дом, Веста поняла, осталось недолго. Она не раз видела, как ту с одинаковым рвением приглашали на проводы в последний путь и на лечение. И вычислила «верный» ответ.

– Ты чего творишь, блаженная? – гаркнула Фрося, замахиваясь клюкой. – Живо на лавку! Разобьется же!

– Лавка? – не сообразила медоедка, но поковыляла, тяжело переваливаясь с ноги на ногу и останавливаясь.

– Ребеночек! – волчица уже разожгла огонь, водрузила котел с чистой водой и перебирала, принесенные тряпки, мешочки с травами и настойки.

Потом подошла к прекратившей издыхать Весте и увесисто шлепнула неожиданно тяжелую ладонь на пузо. Она бесцеремонно мяла и щупала, молча и только хмурилась все сильнее.

– Не жилец твой медвежонок. Пятно на нем черное и большое. Знатно ты Зверя рассердила, – выговорила она наконец.

– Как не жилец? Как? – молодая женщина схватилась за живот, точно это могло помочь и испуганно уставилась на волчью знахарку.

– Да и не нужен он тебе, – продолжила Фроська, делая вид, что не услышала вопроса. – Зачем тебе этот нагулянный. Обуза только. Ты молодая, красивая. Забудется, замуж выйдешь. Глазюками бесовскими возьмешь. Они у тебя вон как горят!

– Нужен! Еще как нужен! – горяча запротестовала медоедка, отдышавшись и переждав новую порцию боли. – Нагулянный, да мой.

– Так уж и нужен? – волчица пытливо всматривалась в лицо, точно это лучше помогало ей понять ответ. – Пятно большое. Далеко не уйдет. Туточки осядет. Неужто не хочешь жить?

– Х-хочу! Конечно, хочу! – про пятно молодая женщина мало что поняла, но главное уловила: или ребенок или она. – Но ведь и он хочет.

– Ох ты ж, беспокойная! – Фроська в сердцах сплюнула под ноги и яростней затрясла мешочками с травами. – Сделаю, что смогу. Но на себя не возьму. Уж не обессудь.

Веста часто закивала, радуясь победе, но удостоилась лишь взгляда волчицы, наполненного горечью.

Малыш родился через сотню шерстинок и наполнил дом таким истошным криком, что хмурая ссутулившаяся волчица невольно улыбнулась.

– Необычную судьбу ты ему выторговала. Как не поверни, а необычную, – она пристально разглядывала карапуза, опутанного кровавой пленкой, и шамкала губами, точно не решаясь сказать. – Рубашечка-то кровяная. Передала, стало быть, – прошамкала она, наконец.

– Как кровяная? – Веста с усилием приподнялась на локтях. – Не может быть! Не должно!

– Не должно было раньше. Пока в бега не пустилась. А теперь все верно. Коль не умеешь судьбу вершить, то нечего и пытаться.

– Чего? – медоедка захлопала глазами, пытаясь осмыслить услышанное.

– Того! Ошибся ваш шаман. Нельзя было тебя выгонять. Но теперь поздно. Не изменить уже.

Фрося с трудом поднялась и пошаркала к двери, дробно постукивая клюкой. У порога обернулась и тихо сказала:

– Отдай медвежонка. Может, тогда и сама выживешь. Отдай! – и ушла.

Веста ничего ответила. Лишь лежала и смотрела то на младенца, то дверь, за которой скрылась старая волчица.

Весь день она обдумывала предупреждение и к вечеру определилась: не отдаст. От Гордея она отказалось, а большей милости уже не светит. Решила и улеглась в кровать, но уснуть не смогла. И вроде живи да радуйся, ибо малыш жив, дом есть, а хозяйство приложится, но беспокойство не оставляло. Безымянный малыш давно спал в люльке, посасывая кулачок, а она все крутилась.

Наконец, устав лежать, встала. Зацепилась рукой за стену и поползла к окну, согнувшись точно столетняя старуха. Каждый шаг отдавал болью, но она упрямо продвигалась к окну. Многого в темноте не увидишь, но может хоть тревога, занозой засевшая в сердце, уйдет.

Стоило выглянуть, как вдалеке раздался протяжный заунывный вой. И не понять: то ли волки резвятся, то ли собаки. А неважно?! И те, и те беду кличут. Значит, не зря волнение: предупреждает. О чем только?

Деревенская улица выглядела по ночному сонной и пустынной, но не стихающий вой бередил душу. Медоедка смотрела, то на дверь, то в окно и никак не могла решиться. Наконец стянула длинную до пят рубаху, тенью выскользнула на крыльцо, закрыла глаза и… открыла их уже в медвежьем обличье.

Ощущение слепоты и глухоты тут же прошло. Улица наполнилась запахами, образами и силуэтами. Сколько же полуночников среди лютых. Серые насторожились, но не они сейчас волновали. Веста сосредоточилась и принюхалась. Дальше, еще дальше. Тревога, обличенная в конкретный образ, пугала ничуть не меньше неясной опасности. Даже больше. До этого верилось, что все беды позади. Теперь стало ясно – только начинаются. Узнав, что хотела, сменила облик и прошмыгнула в дом.

Тревога сменилась ожиданием, отчего боль уменьшилась. Ум лихорадочно перебирал пути спасения и не находил ни одного. Она достаточно узнала ящеров, чтобы не верить в их милосердия и обещания.

– Зачем я тебе? Для чего? Не понимаю… Игидар, – тихонько прошептала она. Перед взором против воли возникло лицо, которое тщетно старалась забыть. Она сжалась, как от сильной боли, и уставилась в пол невидящим взглядом. – Не отдам! Только не тебе! – решила она и оживилась, точно и не было мига слабости.

Веста с утроенной скоростью пошаркала по дому, ища свечи, все какие есть. Выстроила их в большой круг, зажгла и решительно улеглась на холодный пол, положив на грудь малыша. Ноги соединила, а руки, наоборот, развела в стороны. Закрыла глаза и мысленно позвала.

– Выходи. Я знаю ты всегда со мной. Обещаю не причинять вреда.

– Ты мне? – хриплый голос раздался совсем рядом и сменился заливистым смехом.

Молодая женщина вздрогнула и открыла глаза. Уродливая старуха со слишком длинными руками и глазами-плошками весела в воздухе точно над ней и с любопытством разглядывала.

– Вештица, – завороженно прошептала медоедка, рассматривая ту в ответ со странной смесью восхищения и ужаса. Все-таки, догадываться, что тебя изгнали неспроста, и точно знать – разные вещи. – За что ты так со мной?

– Ты же сама согласилась. Тогда во сне, – беззлобно удивилась старуха. – Хотела богатства и славы. Помнишь?

– Где это все? – Веста выразительно обвела взглядом полупустую избу.

– Как где? Князь в тебя влюбился? Влюбился! Замуж за богатого отдал? Отдал! Останься и до конца жизни, как у Зверя за пазухой жила бы. Кто тебе виноват, что воспользоваться не смогла? Я уговор честно выполнила.