Щит судьбы - Дэвид Аллен Дрейк Страница 2

— Меня зовут Баресманас. Баресманас из Суренов, — сказал посол.

Император услышал, как по тронному зале пронесся шепоток. Он понял значение этого шепота и на мгновение почувствовал гордость. Уже несколько недель учителя безжалостно вдалбливали ему в голову историю и традиции Персии. Император не забыл полученных уроков.

Официально Сурены считались шахрадарами — одной из семи великих благородных семей Персии. Неофициально — самой великой. Да и Рустам, легендарный герой персов — можно сказать их Геракл — из этой семьи. И персидский полководец, разбивший римскую армию под предводительством Красса при Каррах [2], был из Суренов. То, что шах отправил послом в Рим человека из семьи Суренов, означало: таким образом он хочет показать свое уважение. Но хотя император и понял это, страх его не уменьшился.

«Он сделает какую-нибудь подлость».

Внезапно суровое, надменное аристократическое лицо персидского посла озарила улыбка. В густой бороде мелькнули белые зубы.

— Очень рад познакомиться с вами, Ваше Величество, — Баресманас поклонился императору, затем Феодоре. — И с вашей матерью, императрицей-регентшей Феодорой.

Император протянул руку и взял свиток. Развернув пергамент, вздохнул с облегчением: документ был написан на греческом. Теперь император умел читать, правда, не очень бегло. А в этом документе было полно длинных предложений. Как ему с ними справиться?! Но он постарается. И император с усердием принялся за дело — пока не услышал рядом с собой легкое покашливание.

Уголком глаза император заметил, как императрица-регентша кивнула. Вспомнив о полученных инструкциях, император быстро свернул пергамент и последовал ее примеру — тоже кивнул. Затем заметил, как Феодора слегка нахмурилась, и с опозданием вспомнил все остальные наказы.

— Мы приветствуем представителя нашего брата, басилея Перс… — Император замер от страха, поняв, какую ошибку совершил. В соответствии с давно установившимся протоколом римский император называл правителя Персии «басилеем», а не «царем царей».

Используя собственный титул, римские императоры таким образом показывали особый статус персидского монарха. Никакой другой правитель не удостаивался этого титула, хотя — иногда — римляне таким образом все-таки именовали негусу нагаста Аксумского царства.

Но персы никогда не называли себя персами. Этот термин являлся исковерканным на греческий манер названием персидской провинции Фарс, откуда происходила династия Ахеменидов. Сами персы называли свою страну Иран — земля ариев. Они были большими снобами, в особенности в том, что касалось отличий ариев от других народностей. Шахиншах правил также и многими неиранскими народами, но они не считались частью земли ариев. Их земли называли «неиранскими». Поэтому посол в своем представлении и сказал про своего господина: «владыка земель иранских и неиранских».

На лице посла появилась легкая ободряющая улыбка и именно она помогла императору выйти из ступора.

— …басилея земель иранских и неиранских, — исправился он.

Улыбка посла стала шире. Карие глаза смотрели дружелюбно. На мгновение — благословенное мгновение! — этот человек напомнил римскому императору его отца. Его настоящего отца.

Он бросил взгляд на изуродованное лицо своего нового отца, бывшего императора Юстиниана.

Пустые глазницы были повернуты к нему, словно у Юстиниана еще оставались глаза, которыми он мог видеть юного императора. Лицо было слепым, жестким и злым.

«Это несправедливо! — думал император, мысленно жалея себя. — Я хочу, чтобы у меня был папа. Мой настоящий папа».

Посол уже пятился. Римский император вздохнул с облегчением, но не успел им насладиться, заметив неодобрение во взгляде Феодоры. Тогда он напрягся, всем своим видом пытаясь продемонстрировать императорское достоинство.

«Может, он все-таки и не сделает мне никакой подлости».

Теперь посол находился на расстоянии пятнадцати футов.

«Это несправедливо. Династия Сасанидов ведь тоже из Фарса, так почему же мы не можем называть их персами?»

Теперь он все-таки вздохнул. Легко. Тут же почувствовал неодобрение императрицы-регентши, но не обратил на него внимания.

«Мне требуется запомнить слишком многое. И все сразу».

Он снова вздохнул. Императрица-регентша зашипела на него.

«Я — император. Я могу делать то, что захочется».

Это было не так, и мальчик знал об этом.

«Это несправедливо. Мне всего восемь лет!»

Теперь посол отступил на тридцать футов и оказался вне пределов слышимости. Феодора склонилась к императору.

Он приготовился выслушать ее упреки.

«Отвратительная тетка. Где моя настоящая мама?!»

— Ты все сделал очень хорошо, Фотий, — сказала Феодора. — Твоя мама будет гордиться тобой. — Потом добавила с легкой улыбой: — Твоя настоящая мама.

— Я горжусь тобой, Фотий, — объявила Антонина. — Ты все сделал прекрасно.

Она склонилась к нему и поцеловала в щеку.

Сын покраснел, частично от удовольствия и частично от чувства вины. Он не думал, что публичное проявление чувств матерью соответствует имиджу императора, который, как ожидалось, он должен создавать. Но быстро обведя глазами тронный зал, понял: за ними наблюдает всего несколько человек. После того как императрица-регентша покинула тронный зал в сопровождении его отца (вернее, обоих его отцов), чтобы провести совещание с персидским послом, в зале воцарилась более непринужденная атмосфера. Основная часть собравшихся ели, пили или болтали друг с другом. Они не обращали никакого внимания на восседающего на троне императора. Конечно, никто из находившихся поблизости не позволял себе наглости повернуться спиной к маленькому человечку, занимающему трон. Но также никто и не демонстрировал особого желания снискать его расположение. Все знали: реальная власть сосредоточена в руках Феодоры, а не нового императора.

Фотия безразличие толпы не расстраивало. Как раз наоборот — он почувствовал облегчение. Впервые после начала приема он смог расслабиться. Он даже подумывал о том, может ли позволить себе почесать за ухом.

Затем он распрямил плечи и все-таки почесал. Сильно почесал.

«Я — римский император. Я могу делать все, что пожелаю».

— Хватит чесаться! — прошипела мама. — Ты же римский император! Это неподобающе!

Император вздохнул, но подчинился.

«Это несправедливо. Я никогда не просил их сделать меня императором».

Константинополь.

Весна 531 года н. э.