Рожденная огнем - Карен Мари Монинг Страница 2

Чуть дальше влево, за извилистыми загородными дорогами – на расстоянии часа пути по печальному запустению и еще часа в окружении пышной растительности Фейри – находилось еще одно древнее место, которым никто никогда не мог владеть, и умнейшая сильная женщина, стремящаяся им командовать.

Бэрронс, Риодан, Мак, Джейда.

Вероятности были потрясающими, бесконечными, и он прекрасно представлял, как они сложатся в дальнейшем, но… эти мгновения непредсказуемы, не записаны в сценарии.

Он запрокинул темноволосую голову и рассмеялся.

Непредсказуемы, как и он сам.

[1]

Благодаря моим родителям, Джеку и Рэйни Лейн, я выросла, веря в правила. Правила не всегда мне нравились, и я нарушала их, если они мне мешали, но они служили надежной опорой, определяли мою жизнь и удерживали – пусть не всегда на правильном пути, но хотя бы со знанием, что правильный путь есть и я могу вернуться, если вдруг потеряюсь.

Правила служат своей цели. Когда-то я сказала Ровене, что они как ограда для овец, но она не только удерживает овец на пастбище, где ими могут управлять пастухи. Ограда защищает от безбрежной и пугающей неизвестности. Ночь и вполовину не так страшна, когда ты в центре пушистого стада, толкаешься задом в толпе таких же ворсистых задниц, ничего особо не видишь, чувствуешь себя в безопасности и в основном нормальным.

Без заборов того или иного рода темная ночь становится отчетливо видна. Ты стоишь в ней один. Без правил тебе самому нужно решать, чего ты хочешь и на что готов, чтобы добиться желаемого. Ты должен принять оружие, которое выберешь для собственного выживания.

То, чего мы достигаем в лучшие моменты нашей жизни, мало что говорит о нас самих. Определяют нас и делают теми, кто мы есть, именно худшие моменты. На что вы окажетесь способны, если… скажем…

Застрянете посреди океана на единственном куске дерева, способном выдержать только ваш вес и ни грамма больше, – а рядом будет барахтаться вполне хороший человек, который точно утонет, если ему не помочь.

Вот момент, который определяет, кто вы есть.

Откажетесь от единственной надежды на выживание, чтобы спасти незнакомца? Будет ли для вас важно, что он стар и уже прожил хорошую жизнь, или молод и не имел шанса пожить?

Может, попытаетесь удержаться на доске вдвоем, и это станет причиной двух смертей вместо одной?

Или будете яростно цепляться за свой поплавок с полным осознанием того, что, уплывая, схватившись за дерево, даже не причиняя вреда незнакомцу, совершаете убийство?

И будет ли это для вас убийством?

Вы готовы хладнокровно убить ради спасительного поплавка?

Что будете чувствовать, уплывая? Будете ли оглядываться? Будут ли слезы жечь глаза? Или ощутите себя великим победителем?

Неизбежность смерти – забавный способ проткнуть счастливый сияющий мыльный пузырь нашего мнения о себе. Как и многие другие вещи.

Я живу в мире, где очень мало заборов. В последнее время и те начали здорово шататься.

Мне это не нравилось. Не осталось больше ясных и понятных путей. Лишь окольные, и карты приходилось постоянно обновлять, чтобы избежать МФП, черных дыр, всевозможных монстров, а также тяжелых нравственных колдобин, которыми усеян постапокалиптический мир.

Я смотрю на двустороннее стекло кабинета Риодана, в данный момент настроенное на приватность – пол прозрачен, стены и потолок нет – и на секунду отвлекаюсь на блестящий черный стол за моей спиной, отраженный в затемненном стекле, которое отражается в столе, а тот, в свою очередь, в стекле и так далее, создавая странный эффект бесконечного зеркального коридора.

Я стою между столом и стеной, но я невидима для всего мира и для себя.

«Синсар Дабх» по какой-то непонятной причине все еще бескомпромиссно молчит и по-прежнему скрывает меня.

Я склоняю голову, изучая место, на котором должна бы стоять. Никто не смотрит из зеркала в ответ. И это мне странным образом подходит.

Это и есть я: табула раса, пустая скрижаль. Я знаю, что где-то у меня была ручка, но я, похоже, разучилась ею пользоваться. Или, возможно, достаточно повзрослела, чтобы понять: у меня в руках не стирающийся маркер моей юности, следы от которого можно вытереть влажной тряпкой, а большой толстый фломастер: черный, жирный, перманентный.

Дэни. Прекрати убегать. Я хочу лишь поговорить с тобой.

Дэни больше нет. Теперь есть только Джейда. И я не могу переписать нашу драку. Я не могу переписать то, что мы с Бэрронсом передвинули те зеркала. Я не могу изменить выбор Дэни, который завел ее в место, слишком опасное для погони. Я не могу отменить жуткое детство, которое раскололо ее – с ним, чтобы выжить, она справилась умно и креативно. Больше всего я жалею, что не могу стереть именно его.

Я чувствую себя парализованной – есть множество способов совершить ошибку. Я очень хорошо знакома с эффектом бабочки [2] и знаю, что мельчайшее, самое безобидное движение может спровоцировать неимоверную катастрофу. С болью наблюдаю результат моей попытки поговорить с Дэни. Пять с половиной лет ее жизни пропали, оставив вместо живой, веселой, эмоциональной и неудержимой Меги бесстрастную убийцу.

В последнее время я кое-как утешалась мыслью, что Иерихон Бэрронс и его люди опережают в развитии человечество, что они нашли кодекс, по которому можно жить и получать удовольствие, не причиняя миру непоправимого вреда. Как и у меня, у каждого из них есть внутреннее чудовище, которое сдерживает некий набор правил, позволяющий обуздать их дикую природу.

В основном.

Ну, большей частью.

Я говорила себе, что тоже могу выбрать кодекс и придерживаться его, что могу ориентироваться на их модель поведения. Я фыркнула: черный юмор. Да, ориентиры, которые были важны год назад, и те, к которым иду сейчас, уж точно полярно противоположны.

Я взглянула вверх, на монитор, показывающий почти скрытую во тьме каменную комнату и Бэрронса с Риоданом на краю этой тьмы, наблюдающих за фигурой в тенях.

Я задержала дыхание, ожидая, пока фигура снова выберется на слабый свет, разгоняющий общий мрак. Я хотела взглянуть еще раз, тщательнее рассмотреть его, убедиться, что первое подозрение оказалось правдой.

Когда силуэт содрогнулся и поднялся на ноги, дико размахивая руками, словно отбиваясь от невидимых противников, Бэрронс и Риодан оживились и перетекли в боевые стойки.