Невеста из проклятого рода - Кристи Кострова Страница 2

Мама тяжело переносила изгнание. Иногда она впадала в меланхолию и молча слонялась по дому, напоминая собственную тень. А иногда ее жизнерадостность граничила с истерикой. В такие дни отец просил нас поддержать ее и составить компанию в вышивании и чистописании.

На Ледяном острове родители оказались из-за деда, папиного отца — Грега Кэнна. Будучи герцогом и четвертым в очереди на престол, он задумал свергнуть короля Киаринта, посчитав себя более достойным. За ним пошли и другие: его гвардия и придворные, обделенные милостью правителя.

Покушение почти увенчалось успехом. Дворец был захвачен, огненная стихия подчинила себе магическую защиту. Но у короля — Леонарда Третьего — были верные сторонники, они же спасли его, вынеся из огня.

Отец часто подчеркивал, что смерть короля — досадная случайность. Он погиб, когда попытка переворота сорвалась, а деда схватили. Потолочная балка пробила Леонарду грудь, и лекари не успели… Умирая, он проклял весь род Кэннов и пожелал нам гореть в собственном огне посреди снежной пустыни.

Так родители и попали на Ледяной остров. Вместе с ними сюда сослали пару престарелых тетушек и кузена отца. Всех, кого сочли непричастными к покушению. Трое верных слуг отправились за ними добровольно. Правда, тетушки умерли еще до моего рождения, а дядя сорвался с горы, когда осматривал остров.

Мама, блиставшая на балах, любимица света, вместе с трехлетней Эстер последовала за отцом. Он был благодарен ей за верность и любовь и пытался сделать ее жизнь лучше. Тяжелее всего родителям далось исчезновение магии. Сперва они верили, что вскоре им разрешат возвратиться на материк, но с каждым годом надежда на помилование гасла.

Я родилась уже на Ледяном острове и не чувствовала себя изгнанницей. Я любила и наш дом, который мама презрительно называла пристройкой для прислуги, и расцвеченное сиянием небо, и бескрайние снега. Родители рассказывали мне о тех краях, где выросли. О глубоких озерах и высоких лесах. Их глаза всегда светились нежностью, в такие моменты я жалела, что мне не суждено увидеть это.

Проклятье, мучающее родителей, почти не мешало ни мне, ни сестрам. Наверное, потому что я никогда не знала, что такое настоящая огненная магия. Порой я ощущала нестерпимую чесотку под кожей, но научилась жить с ней.

— Мелисса, милая, как ты провела день? — ласково спросила мама.

Сестренка убрала за ухо пшеничного цвета локон и тепло улыбнулась:

— Я закончила ту вышивку, про которую говорила.

Мелиссе было пятнадцать, и она была прехорошенькой. Сестра с восторгом принялась рассказывать о своей работе, и я залюбовалась ею. Жаль, что я не обладала склонностью к рукоделию. Стоило мне взглянуть на иголки и пяльцы, как меня охватывала тоска.

Закончив с супом, я потянулась к жаркому, принесенному Эльзой, нашей бессменной поварихой. Конечно, девушке не пристало столь открыто демонстрировать свой аппетит, но я понадеялась, что никто не заметит.

— А ты, Сильвия, чем занималась целый день? Сегодня я тебя не видела — вдруг спросила мама.

Я, пойманная на месте преступления, замерла, лихорадочно соображая.

— Читала тот роман, что ты мне советовала.

О чем он там был? Я не осилила и десятка страниц, повествование о добродетельной девушке, ставшей жрицей Создателя, показалось мне невыносимо скучным!

Мама с подозрением взглянула на меня:

— И что же тебе понравилось больше всего?

— Невероятная добродетельность Алисии, она так самоотверженно бросилась на защиту нищего! — с жаром ответила я, сложив руки на груди.

Мелисса тихонько хмыкнула, а у Эстер дрогнули уголки рта. Они знали, что я терпеть не могу читать книги по маминой рекомендации.

— А еще?

Я замялась, не представляя, что еще могла сотворить эта Алисия. О, наверняка того бедняка она накормила! Ответить не успела, мама вдруг прищурилась и повела носом:

— Почему от тебя пахнет дымом? Ты снова убегала к этому ужасному мальчишке?!

Мысленно я застонала. Я забыла побрызгаться духами! Теперь отпираться бесполезно… Мама заставит меня целую неделю сидеть дома и читать благочестивые романы!

— Сильвия! Ты глубоко огорчаешь меня.

Ее расстроенный голос и разочарование на лице задели меня, но я не отвела взгляда. Я привыкла быть самой неудачной дочерью. Эстер любила занятия по этикету и мамины истории про дам и кавалеров, Мелисса с охотой занималась рукоделием. И лишь я предпочитала прогулки по Острову и общение с отцом.

Упрямо сжав губы, я выпалила:

— Да, я ходила с Диком смотреть на новорожденных оленят! Это поинтереснее, чем читать про несчастную сиротку, которую обижает каждый прохожий!

Мама отшатнулась, со слезами на глазах глядя на меня. Я тут же прикусила язык, жалея о своей вспышке. Я снова расстроила ее… И почему я сначала болтаю, а потом думаю?

Я поднялась со стула:

— Мам, я вовсе не это хотела сказать…

Мои слова прервал громкий хлопок. Пентаграмма переноса в углу столовой засветилась ровным желтым светом, давая понять, что вскоре мы получим корреспонденцию.

Мама отвернулась, и я опустила плечи. Сейчас она не станет слушать меня, а не обнаружив писем, расстроится еще сильнее… Ну что мне стоило побрызгаться духами?!

Прошло несколько минут, и отец нахмурился. Что-то не так. Пентаграмма вдруг изменила цвет на ярко-синий, и вспышка ослепила нас. Когда зрение восстановилось, я изумленно ахнула. Вместо свертка с журналами в центре пентаграммы стоял незнакомый мужчина в неприметном черном сюртуке и штанах, заправленных в сапоги. Его волосы были рыжеватыми, а черты лица — тонкими. Отвернешься — и забудешь, как он выглядел.

Мама, схватившись за сердце, покачнулась, отец поддержал ее и хмуро уставился на гостя:

— Кто вы такой?

Впервые за двадцать лет изгнания на Ледяной остров явился человек.

Отец встал из-за стола, загородив собой маму и нас. Мелисса до боли вцепилась в мою руку. Незнакомец вышел из пентаграммы и огляделся. Вряд ли он решил собственноручно доставить нам корреспонденцию. Под ложечкой засосало от страха. Зачем бы он ни явился, теперь все изменится.

— Господин и госпожа Кэнн? — спросил мужчина, остановив взгляд на родителях.

Отец, побледнев, кивнул.

— Меня зовут Моррис Браун. Его Величество Роберт рассматривает вопрос о вашем помиловании. Мы можем поговорить наедине?

Мама громко ахнула, ее глаза закатились, и она провалилась в обморок. Отец, огорошенный словами гостя, едва успел подхватить ее и не дать сползти лицом в салат. Она бы никогда не простила себе такого позора!

— Идемте в мой кабинет, — произнес отец.

По его подрагивающим губам я видела, что он заметно нервничал, но пытался держать себя в руках. Эстер первая догадалась прийти ему на помощь и привела маму в чувство. Сообразив, как близка была к провалу, она сконфуженно улыбнулась и предложила Брауну чаю. Тот отказался, и родители увели его в кабинет.