За гранью восприятия - Алексей Фомичев Страница 20

Как-то вечером позвонил Сергей:

– Привет, скиталец! Ты здорово занят?

– Не особо.

– Тогда двигай к нам. Мы с Марком сейчас в столице. Тут приехали наши однокурсники. Пообщаемся… Если есть желание…

– Есть, – мгновенно ответил я, поняв, откуда приехали однокурсники и что мы услышим. – Завтра буду.

– Давай. Ждем по прежнему адресу…

Покачав трубку в ладони, я быстро прикинул, какие дела надо перенести с завтрашнего дня на поздние сроки, проверил состояние машины и под конец позвонил Наташке. Сказал, что свидание отложим на день. Выслушав положенную в таких случаях порцию вздохов и упреков, пожелал спокойной ночи и завалился спать. Дабы без проблем доехать до Москвы, надо выезжать затемно, часов в пять утра.

… Небольшая двухкомнатная квартира на окраине столицы имела довольно убогий вид. Потускневшие обои с оборванными уголками и швами, грязные окна, давно не стиранные занавески, побитые молью ковры на стенах, полустертый паркет под ногами. Мебель старая, да и мало ее. Кроме кровати, продавленного дивана, раскладного стола и пяти стульев, ничего нет.

Диссонансом к этому выглядела новая видеодвойка «Самсунг», поставленная на старый табурет с железными проржавевшим ножками. Да пожалуй, еще большой двухэтажный холодильник с отдельной морозилкой, заполненный сейчас наполовину пивом и водкой, наполовину закусками.

В гостиной над столом висело облако табачного дыма. Дверь на большую лоджию была открыта, как и форточка на кухне, но сквознячок с трудом разгонял смог под потолком и только слегка разбавлял тяжелый букет запахов. Лоджия была застеклена, но совершенно пуста, если не считать длинной шеренги пустых бутылок из-под водки и пива.

Комнату освещала большая люстра, на которой горели три лампочки из пяти. От люстры к потолку тянулись полупрозрачные нити паутины, бросая на закопченную побелку уродливую тень.

– Ладно, давай третий, – хрипло сказал сидевший на диване мужчина в старом поношенном армейском камуфляже. На его погонах тускло отсвечивали по четыре маленькие звездочки. Он ловко разлил по стаканам водку и встал, мрачно глядя на стол.

Мы тоже встали, подняли стаканы, промедлили несколько секунд и, не чокаясь, отправили содержимое в рот. Сели обратно, каждый подхватил с многочисленных тарелок что-то из закуски и зажевал ледяную жидкость, огненной рекой прокатившуюся по пищеводу.

Я мимоходом глянул на часы. Почти восемь вечера. Мы сидели здесь уже пять часов. И судя по всему, скоро отсюда не уйдем…

… Однокурсники моих друзей по рязанскому десантному училищу приехали в Москву прямиком из Чечни. Двое – продолжать лечение, а один – хозяин квартиры – по замене.

Его возвращение вышло несколько неудачным. Жена – надежный тыл и опора военной семьи – решила, что роль верной спутницы офицера, а тем паче вдовы ей не подходит, и за три дня до возвращения мужа вывезла свои вещи. Оставила на кухне записку с объяснением, ключи и обручальное кольцо.

Муж, только вышедший из ада относительно целым и невредимым и от того вполне довольный жизнью, к уходу отнесся философски. Выбросил из квартиры все лишнее и ненужное, а также то, что могло напоминать о неверной супружнице, чтобы освободить место под новую мебель. Благо боевые он получил все и вовремя (редкость несусветная!).

А пока суд да дело, пригласил друзей посидеть, выпить и поговорить. Поговорили…

У меня, человека маловпечатлительного, много испытавшего в бурной жизни, услышанное вызвало шок. Впрочем, как и у парней.

Однокурсники Марка и Сереги воевали практически с первого дня, с декабря девяносто четвертого, успели хлебнуть всего вдосталь, и их рассказы были насыщены такими подробностями, каких никогда не услышишь по телевизору и не прочитаешь в газетах.

Хозяин квартиры неведомыми путями из десантников попал в пехоту, командовал десантно-штурмовым батальоном в отдельной мотострелковой бригаде. Он раньше всех получил майорские погоны. Двое других ходили в капитанах, один был начальником штаба батальона, второй – заместителем комбата. Оба трубили в своих родных воздушно-десантных.

Парни рассказывали откровенно, ничего не утаивая, да еще крутили видеокассеты. Как снятые ими, так и трофейные. На их кассетах запечатлены моменты боев. Снимал кто-то из участников, поэтому картинка постоянно ныряла, дергала из стороны в сторону, шла то косо, то вверх ногами. Разрушенные дома, взрывы, прыгающие фигуры, выброшенные к небу комки земли, кровь на листве, трупы чеченских боевиков и трупы солдат. Фоном к картинкам служили яростные выкрики, команды, мат и стоны, свист пуль и грохот взрывов.

На трофейных по-любительски примитивно, но со старанием засняты фрагменты пыток и казни российских солдат, заложников и рабов. Изнасилования попавших в руки двуногого зверья женщин, отрезания голов, ритуальные танцы, хвастливые речи и стрельба в воздух от избытка чувств.

Кассеты дополняли рассказы офицеров, хотя никакого дополнения не было нужно.

Мы слушали жадно, зачастую перебивая и уточняя некоторые подробности, выспрашивая мелочи, заостряя внимание на тех моментах, что казались нам важными.

Офицеры отвечали. Мрачнея с каждым выпитым стаканом, сжимая кулаки и понижая голос. Один – начштаба – то и дело баюкал простреленную в двух местах левую руку, второй – замкомбата – изредка трогал левую ногу, в которую угодил осколок мины.

Больше спрашивал Сергей, его интересовало буквально все. Вооружение – как солдат, так и боевиков, тактические приемы, использование оружия, отказы техники, действия подчиненных и чеченцев. Все, вплоть до амуниции и количества запасных магазинов в разгрузках.

Марк не отставал, тоже спрашивал и слушал внимательно, по привычке запоминая почти все наизусть.

Я больше молчал, хотя тоже фиксировал рассказы, но так как был этим людям по большому счету чужим, то не лез.

Услышанное с трудом усваивалось мозгом. Нет, то, что происходит в Чечне, мы и так знали. Борьба за власть, за сферы влияния, за территории и нефть. Причем борьба большей частью шла в Москве. Просто активная фаза этой борьбы была перенесена в горную республику, ближе, так сказать, к предмету спора.

Ставки шли на сотни миллионов долларов, на кону стояли возможности влиять на политику всего кавказского региона и не только его. В такой игре российская армия, как, впрочем, и чеченский народ, были пешками, разменными, никем не учитываемыми фигурками на огромном поле.

Никого не интересовало, сколько крови прольется с обеих сторон. Кому важна эта мелочь?

– … Суки! Предают на каждом шагу! Сливают информацию, сдают время и порядок прохождения колонн, торгуют оружием! – Майор острыми зубами разрывал нежное мясо балыка и запивал его пивом. Глаза смотрели с ненавистью и болью. Не прекращая жевать, он продолжал: – Перед атакой штурмовики отработали по позициям соседей – двенадцать человек убитых! А продукты и боеприпасы столько раз сбрасывали чехам! Наши же «вертушки»!