Пятиборец - Сергей Антонов Страница 21

Секретарь Бевериджа даже не стал входить в палату, а просунул в дверь голову, чтобы дать указания палачу:

—Займешься им сам, Питер. Мы с писцом должны подготовить приговоры магу и ведьме. К моему приходу постарайся хорошенько разогреть господина Брюса.

Рука палача сжала плечо узника не хуже тисков. Андрей напрягся. Оцепенение прошло. Его сменила ярость отчаяния. Хватит! Он не позволит обращаться с собой, как с ягненком, которого ведут на заклание.

Юноша с такой силой толкнул палача в грудь, что тот отлетел к стене, с которой посыпались орудия пыток. Тюремщика, заслонившего собой Фарнама, Брюсов ткнул кулаком в живот, а когда тот согнулся пополам, хватая ртом воздух, от души поддал снизу коленом.

По отчаянному выражению лица Андрея Фарнам понял все. Он хотел звать на помощь, но из горла вырвалось лишь сипение. Однако Брюсов забыл о палаче за своей спиной. А тот не терял времени зря. Ударокованной свинцом дубинкой по темени оказался достаточно сильным, чтобы пол под ногами Андрея качнулся и все поплыло у него перед глазами. Рыча от ярости, палач усадил Брюсова на стул. Андрей пришел в себя, когда его руки привязывали к подлокотникам, настолько, что, улучив удобный момент, ухитрился головой разбить палачу нос. Тот охнул от неожиданности. Кровь ручьем хлынула на рубаху Брюсова.

—Ну вот ты и допрыгался! — довольно усмехнулся Фарнам: к нему успела вернуться прежняя веселость. — Теперь получишь свое сполна. — Он достал из кармана камзола белый носовой платок, встряхнул и протянул его палачу. — Зря разозлил добрягу Пита. Ох, Брюс, не хотел бы я оказаться на твоем месте...

Андрей полностью разделял мнение Джошуа, но налаживать отношения с палачом было уже поздно. Рвение, с которым тот принялся крутить ворот, говорило только об одном — на этот раз здоровье узника заботит его меньше всего.

Андрей стиснул зубы, чтобы не закричать, когда пластины вопьются в плоть и начнут ломать кости. Крепко зажмурил глаза — зрелище было не из тех, которые хотелось бы рассматривать в подробностях.

Время замедлило свой бег. Воздух сделался густым настолько, что звуки начали в нем вязнуть, как в трясине. Брюсов ждал вспышки боли, но вместо нее почувствовал только покалывание в правой ладони. Не от грубых выступов на пластинах. Ощущение было такое, будто в его кожу воткнулись тысячи мелких иголок. Покалывание сменилось теплом, а оно, в свою очередь, жаром, который не имел с болью ничего общего. Этот жар был приятным. Бодрящим. Андрей открыл глаза и удивленно посмотрел на палача.

Питер также был сбит с толку. Кряхтя от натуги, он пытался дожать ворот, который почти не поддавался его стараниям. Жар в ладони Андрея все усиливался. Палач недовольно заворчал. Сделал еще одно усилие. Вместо того, чтобы провернуться, ворот разломился на две половины. И вдруг Питер застыл, как громом пораженный. Взгляд его был направлен за спину Брюсова. Палач рухнул на колени, воздел руки то ли к Андрею, то ли к кому-то за его плечами и простонал:

—Пресвятая Дева, спаси и сохрани!

Выражение ужаса на его лице сменилось удивлением, а затем необычной для него робкой улыбкой...

* * *

В этот раз Малый королевский консилиум собрался не в тронной зале дворца, а в личном кабинете короля. Впрочем, убранство этой комнаты отличалось поистине королевской пышностью. На обитых узорной парчой стенах висели картины в тяжелых позолоченных рамах. Одни изображали батальные сцены, другие самые памятные мгновения королевской охоты. Потолок покрывала яркая роспись, изображавшая центральную планету Вселенной и сопутствующие звезды вокруг нее. Портал огромного камина был выполнен из наборного мрамора. Каминную доску поддерживали двое ангелов в полном рыцарском облачении, прикрытые до пояса длинными узкими щитами. Взрослому человеку ничего не стоило войти в камин, не склоняя головы.

За небольшим, заваленным свитками овальным столом собрались для обсуждения текущих государственных дел ближайшие советники короля Уорвика.

Их было четверо: блистательный вельможа и первый министр короля барон Хоуп Дорнмут, Великий Экзекутор Иеффай Беверидж, лорд-казначей Дуглас Бофорд и хранитель королевской печати граф Ксавьер Невемор. Они расположились за столом друг против друга с таким расчетом, чтобы не терять из виду короля, сидевшего в кресле у камина.

Отступление от традиций было вызвано тем, что Уорвик сильно простудился на очередной охоте и теперь полулежал в резном кресле с пурпурной обивкой, по грудь укрытый медвежьей полостью. Несмотря на то, что в камине жарко пылали толстые поленья, короля с ночи знобило, и под этим благовидным предлогом он то и дело потягивал горячее вино из украшенного перламутровыми розами червонного кубка, в остальное время стоявшего на небольшом столике рядом с ним.

Порядком облысевший, с большим мясистым носом, маленькими колючими глазками и склеротическим румянцем на обрюзгших щеках, он был неимоверно тучен. Каждому его вдоху и выдоху сопутствовал издалека слышный хрип легких, а при кашле огромный живот короля колыхался, заметно приподнимая медвежью шкуру. От обильных возлияний белки глаз короля подернулись красными жилками, но Уорвик продолжал пользоваться вином, каждые несколько минут протягивая унизанную перстнями руку к своему любимому кубку.

Рядом с креслом короля лежал, опустив умную морду на лапы, любимец монарха — громадный тандерхаунд по кличке Морой. Пес с остроконечными ушами, короткой черной шерстью, упругим хвостом и белыми звездами вокруг глаз иногда зевал, обнажаяострые и длинные клыки. Он был верным спутником короля уже больше десяти лет и знавал хозяина в его лучшие времена.

Когда-то Уорвик имел репутацию отличного воина. Он прекрасно владел искусством верховой езды и фехтования, был посвящен во все премудрости стратегии и тактики ведения боевых действий и взятия крепостей. В войне с людьми ему не было равных. Однако и всемогущие гируды не раз терпели от него позорные поражения. Но с годами Уорвик потерял хватку, а пристрастие к вину усилило его равнодушие к государственным делам. Эту перемену сразу почувствовали его приближенные, которые тут же начали тягаться между собой в управлении своим королем, тем более что и сам монарх против этого ничего не имел. Это было так удобно — в случае неприятностей вину можно было свалить на советчиков, и главным образом на своего первого министра.

В свою очередь, барон Дорнмут, наоборот, слабо разбирался в военном деле, зато ему не было равных по части финансов и устроения всевозможных увеселений. Он был главным вдохновителем бесконечных королевских пиров, турниров и псовых охот. Когда королю надоедали турниры с участием людей, на ристалище доставлялись экзотические воины — бородатые горбуны или эльфы-гладиаторы. Когда Уорвику приедались обычные кушанья и яства, Дорнмут ухитрялся покупать для короля заморские лакомства, о которых слыхом не слыхивали простые смертные. И появлялась на золотых блюдах троехвостая рыба уга, выловленная имперскими рыбаками в бурных водах Цельтического залива. Истекали соком печеные тушки детенышей драконов, раздобытые контрабандистами в диких лесах богини Морриган. Рекой лилось вино, доставленное окольными путями из самого Фералиса. Приготовленное в клейменных магами бочках, оно незаметно для пьющего притупляло его разум, лишало воли и заставляло видеть мир исключительно в черно-белых тонах.