Повилика - Катерина Крутова Страница 22

Бас замолкает, стискивает зубы так, что выступают желваки, а затем опрокидывает в себя содержимое стакана и делает знак бармену.

—Не знал, что Полин так тебя зацепила.

—Никто не знал. И уже не узнает. Черт ногу сломит с этими Повиликами. В любом случае — она дала мне многое, но не далась сама,— эмоции Бастиана утихают, уступая место меланхоличной задумчивости:

—Но быть обманутым, безусловно, обидно. Вопрос в том, сможешь ли ты простить?

И мы пьем, не чокаясь — каждый за свою боль и потери.

*

Всю ночь я ворочаюсь с боку на бок. Слышу плеск волн о борт, крики чаек и моторы проходящих лодок. Из кормовой каюты доносится размеренный храп Себастиана. Мерно жужжит маленький холодильник на камбузе. Беспокойно пульсирует в висках не находящее покоя сердце. Каруселью на изнанке опущенных век крутится закольцованная память — Лика, бегущая мне навстречу по лавандовому полю, Лика, держащая на руках малышку Полину, Лика, смахивающая слезу, в объятьях отца, Лика, улыбающаяся во сне. Когда же дремота наваливается — виденья меняются. Теперь моя жена немощна, прикована к постели, а дочь печально сидит в изножье кровати. «Умру без тебя»,— приговором звучит в голове, и я вырываюсь из тяжелого бреда, открываю люк над головой и смотрю в звездное небо. Свет луны рассыпает причудливые тени по стенам каюты, двигающиеся в такт волн. Измотанное сознание узнает в бесформенных очертаньях силуэты людей — высокая девушка держит за руку пухлую не оформившуюся девчонку. Та доверчиво льнет к ней, прижимается всем телом.

—Наконец-то мы вместе, сестренка. Я так долго тебя ждала,— говорит старшая и силуэты сливаются воедино, прорастают друг в друга и расползаются плетистыми стеблями вьющейся розы по потолку.

Просыпаюсь в холодном поту. Солнце встало. Через открытый люк пахнет морем и кофе. Внутрь заглядывает растрепанная голова Бастиана:

—Какие планы на сегодня, спящая красавица?

—Я еду домой,— и от принятого решения музыка внутри из тяжелого grave ускоряется до возбужденного allegro.

*

От стены к стене мерил Ярек шагами широкий коридор. Пировала внизу дружина в ожидании первенца, но сам господин не отходил от покоев жены. Тихие стоны и громкие крики доносились через закрытые дубовые двери. Один раз выглянула Шимона, отмахнулась от вопросительного взгляда барона и потребовала еще чистых простыней. С полудня у постели Повилики дежурил лекарь, но лишь когда молодая луна тонким месяцем полоснула темное небо, раздался первый детский плач.

—Будто кошка мяучит,— удивился Замен и осторожно заглянул внутрь. Старая служанка было зашипела на мужчину, но затихла под повелительным взглядом госпожи.

—Девочка,— извиняющимся тоном сказал лекарь, убирая в сумку нехитрый скарб. Но Ярек во все глаза глядел на утомленную родами жену. Бледная, с прилипшими к потному лбу и вискам длинным прядями, во влажной, облепившей тело рубахе, подол которой алел от крови, Повилика показалась барону прекрасным видением, мадонной, держащей на руках младенца. Маленький сверток, прижатый к груди жены, уже не кричал, но сопел и подрагивал. Осторожно, точно хрупкую дорогую вазу взял мужчина новорожденную дочь. На красном личике узкие щелочки глаз приоткрылись, показав черную радужку — один в один как у барона.

—Моя,— прошептал Ярек, и прижал ребенка к груди.

—Моя,— эхом повторила за мужем Повилика.

По настоянию священника, рекомендациям лекаря и грозным замечаниям Шимоны, Ярек был вынужден дольше месяца посещать покои жены только с визитами вежливости. Отсутствие близости тяготило барона и давало надежду Магде. Но рыжая полюбовница стала невидимой для Замена. Вместо доступного молодого тела предпочитал барон добрую охоту с верными товарищами. Рано утром отмахивался от прелестей принесшей в покои завтрак прислуги, а по вечерам и вовсе приставил к дверям стражника, чтобы никто кроме сенешаля и постельничего не беспокоил господский покой. Вопреки ожиданиям власть Повилики над мужем не слабела. Наоборот, с рождением дочери что-то переменилось в лютом нраве хозяина. В спальне супруги Ярек мог подолгу сидеть, не сводя глаз с Повилики, хлопочущей у колыбели Виктории, умилялся первым улыбкам дочери, а изредка поутру сам приносил с кухни теплое козье молоко, которое Шимона давала малютке, пока госпожа почивала, восстанавливая силы. От кормилицы баронесса отказалась, не желая подпускать к дочери чужаков.

В тот день еще затемно холодный северный ветер принялся обрывать с деревьев последние листья, жалобно скрипели и бились о ставни лозы дикого винограда, стонали и болели на бурю кости старой Шимоны. Оттого служанка поздно спустилась на кухню, оттого Повилика сама встала к проснувшейся дочке, и разбуженный непогодой барон принес молоко. Поджидавшая у порога Магда с поклоном вручила господину керамический сосуд с узким округлым носиком, через который малышку поили питательным напитком. Довольный тем, что не придется спускаться по узкой лестнице на кухню, господин одарил бывшую любовницу чернозубой улыбкой и даже кинул медяк, в знак благодарности.

В покоях баронессы горел камин, а Повилика напевала, качая колыбель. Медленно подошел Ярек к жене, откинул со спины тяжелые длинные волосы и поцеловал обнаженную шею. Не оборачивая головы, женщина погладила гладко выбритую щеку, вбирая крупицы силы, что устремились к ней сквозь кончики пальцев.

—Я вызвал художника из столицы. Весной он прибудет писать твой портрет.

Но жена не обрадовалась новости. Тело в руках барона напряглось, резко вздрогнуло, сбрасывая объятия, и высвободилось. Заблестели ярче огня в камине самоцветы глаз, раздулись ноздри, а губы сжались тонкой нитью. Стремительно подбежала она к столику, где оставил Ярек кувшин с молоком, и принюхалась.

—Кто дал тебе это?!— громче бури за окном прогремело в комнате. Удивленный преображеньем супруги, всегда кроткой и смиренной при нем, барон ответил не сразу. Повилика меж тем напирала, держа сосуд в вытянутой руке.

—Магда, рыжая с кухни.

—Зови!

Служанку обнаружили спрятавшейся в конюшнях. Дрожащая и растрепанная предстала она перед четой Замен.

—Пей,— приказал барон, указав на сосуд с молоком. Магда отшатнулась, бросив косой взгляд на Повилику. Хозяйка замка ответила с леденящим душу высокомерием, за которым явно слышалась угроза:

—Делай, что говорит господин.

Девушка рухнула на колени, сцепила пальцы в замок и взмолилась.

—Богом молю, пощади! Сама не ведала, что творила!— в зеленых глазах плескался неподдельный страх.

—Скажи барону, что в молоке,— слова Повилики резали воздух, хлестали преклоненное тело подобно пощечинам.

—Сонная трава,— едва слышно пробормотала служанка и зарыдала, падая ниц и целуя сапоги господина.

—Белладонна — с отвращением прошипела баронесса и сунула кувшин под нос отравительнице.— Со свету сжить невинное дитя надумала?

Магда прижалась к ногам Замена в поисках защиты, но мужчина яростно пнул девушку под ребра. Служанка заскулила, отползая подальше от хозяйского гнева.