Легион хаоса - Вольфганг Хольбайн Страница 22

Решительным движением юный чародей сбросил ноги с кровати и встал, хотя при этом движении его тело задрожало от боли. Обе большие повязки потемнели, когда под ними снова открылись раны.

Не обращая внимания на боль, Шэннон с трудом доковылял до окна и одним рывком распахнул занавески. Яркий солнечный свет устремился в комнату, но он мерцал, и в нем присутствовало нечто чужое, мешающее. У Шэннона снова появилось чувство, будто в его окружении что-то не так, как должно быть, и вновь он потерял эту мысль, так и не успев ее осмыслить.

Некоторое время юноша стоял у окна неподвижно и с закрытыми глазами. Солнечный свет касался его тела, как ласкающая рука, и Шэннон чувствовал, как глубоко у него внутри запас магической энергии пополнялся силой света. Боли медленно стихали, а чувство усталости и слабости сменилось новым приливом бодрости.

Шэннон стоял так неподвижно пять, шесть минут, потом вернулся к кровати и подошел к большому настенному зеркалу. На его губах заиграла слабая улыбка, когда он начал разматывать повязки.

Прошло много времени, пока он справился с этим. Когда последняя повязка упала на пол, от многочисленных ран, которые до того покрывали его тело, не осталось и следа. Кожа опять стала гладкой и чистой, как у новорожденного.

Шэннон нагнулся к своей одежде, сложенной на стуле рядом с кроватью, и быстро оделся, а потом, довольный собой, улыбнулся своему отражению в зеркале.

То, что он видел, нравилось ему — молодой человек девятнадцати лет, стройный, но с фигурой хорошо тренированного атлета. Его запачканная и прожженная во многих местах одежда и засохшая у корней волос кровь придавали ему вид необузданного, отчаянного человека. Шэннон не был Нарциссом, но он по праву гордился своим телом. И кроме того, он знал, как важно ухаживать за этим хрупким, незаменимым инструментом своего духа и постоянно поддерживать его в высочайшей форме. В последние дни он несколько раз оставался жив только потому, что был в состоянии проявлять в буквальном смысле слова сверхчеловеческие способности.

Шэннон закончил осмотр своего отражения, тыльной стороной ладони стер, насколько это было возможно, засохшую кровь со лба и хотел уже направиться к двери, как вдруг что-то привлекло его внимание. На худощавом юношеском лице его зеркального отражения внезапно появилось выражение недоверия.

В первый момент он не заметил ничего необычного, но потом увидел тень, которая промелькнула у него за спиной, едва заметная, как дуновение ветерка.

Шэннон вдруг резко повернулся, вскинул вверх руки — и замер.

Комната оставалась пуста. Но внезапно он снова почувствовал дыхание чужого, враждебного, что, казалось, висело в комнате как дурной запах. У него было такое чувство, как будто невидимая рука сжимала его, медленно, но безжалостно. В смятении он снова повернулся и когда вновь заглянул в зеркало, его сердце бешено заколотилось.

Тень опять была здесь. Теперь более отчетливая, чем раньше, как будто мрак позади него постепенно сгущался, приобретая очертания тела.

Но позади него ничего не было!

Казалось, ледяная рука прикоснулась к спине Шэннона, когда он осознал, что тень находится не позади него, а только позади его отражения в зеркале, и что…

Он заметил опасность едва ли не слишком поздно.

По поверхности зеркала пробежало быстрое, волнообразное движение, конвульсивная дрожь, словно внезапное сотрясение неподвижной ртути, и с каждой следующей долей секунды тень стала стремительно превращаться в тело, а кипящая чернота в лицо. Худощавое, аристократическое лицо, на котором выделалась аккуратно подбритая “эспаньолка”, лицо с колючими глазами и тонким, жестоким ртом, над ним копна черных как смоль волос с белой прядью в виде изогнутой молнии…

А потом человек поднял руки, и его пальцы, появившись прямо из зеркала, сомкнулись на горле Шэннона!

Чародей вскрикнул, отпрянул назад и попытался отчаянным ударом разомкнуть душившие его руки.

С таким же успехом он мог попытаться голыми руками сдвинуть с места гору. Давление на его горло скорее даже усилилось.

Шэннон захрипел и резко ударил правой ногой вверх. Его колено врезалось в зеркало, словно удар молота, и разнесло его на кусочки, но за разбитым стеклом не оказалось ничего, только тень, отражение без реальной материальной субстанции. И несмотря на это, он продолжал чувствовать хватку противника…

Шэннон зашатался. Красные, пылающие крути заплясали у него перед глазами, а его легкие пронзила страшная боль. Он чувствовал, как его покидали силы, как руки Крейвена выдавливают из него жизнь, и…

Крейвен!

Это имя появилось перед взором Шэннона, словно написанное пылающими буквами.

Казалось, внутри у него что-то сломалось. Внезапно с каждой секундой к нему начала возвращаться память, и Шэннон понял, кто его враг — Роберт Крейвен, сын колдуна! Человек, ради которого он пришел сюда, чтобы уничтожить его.

Он и не подозревал, что это оказалось его самым большим заблуждением, что этот человек не Роберт Крейвен, а его отец, Родерик Андара. Что его друг Джефф в действительности только сын колдуна. Однако это заблуждение придало ему новые силы. Он почувствовал, как в нем, подобно волне раскаленной лавы, закипела ненависть, он воспользовался ею и обратил ее в силу, как учил его в свое время Некрон.

Отчаянным усилием он разорвал пальцы Крейвена, упал спиной на кровать и молниеносно откатился в сторону, как только фигура в зеркале вскинула руку. Яркая бело-голубая молния вонзилась рядом с его головой в подушку, превратив ее в пепел.

Шэннон повернулся, рывком вскочил на колени и всей своей магической силой нанес ответный удар. Фигура за зеркалом, казалось, пошатнулась. На мгновение по ее контуру возникли маленькие язычки пламени; она зашаталась и на долю секунды померкла, но тут же снова приобрела прежнюю яркость. Она подняла руки. Из ее пальцев вырвался огонь святого Эльма.

Но смертельная молния, которую ожидал Шэннон, не вылетела. Вместо этого тело Крейвена начало приобретать все большую четкость, пока наконец перед Шэнноном появилось не отражение в зеркале, а почти живой человек из плоти и крови. Но это впечатление тут же исчезло. Это не был голос живого человека, и когда он заговорил, его губы не двигались.

— Я мог бы тебя уничтожить, Шэннон, — прозвучал голос Крейвена прямо в мозгу молодого чародея. — Ты в моей власти.

Шэннон смотрел на жуткий призрак и молчал. Он знал, что Крейвен прав — его собственные силы слишком слабы. Регенерация стоила ему слишком много энергии; гораздо больше, чем он считал вначале. Его атака просто всего лишь удивила Крейвена, но не более того. И он чувствовал, как велика была сила колдуна в тот момент. Почему же он не убил его?

— Потому что, возможно, ты мне еще понадобишься, — ответил Крейвен, и Шэннон в ужасе осознал, что колдун прочел его мысли.

Крейвен тихо рассмеялся.